после чего решительно качнула головой.
– Я не пойду.
– А я пойду, – упорствовала Анька. – Просто из принципа. А если ты мне сестра, то ты меня одну не пустишь, – закончила она торжественно. Развернулась и отправилась прочь, вся такая гордая и решительная. А мне оставалось лишь ругнуться ей вслед неслышно. Конечно, я не пущу её одну. Но если тёте Наташе придётся нам обоим передачки в тюрьму носить, то она будет расстраиваться в два раза больше. Это огорчает.
Единственный вечерний перерыв у нас был в шесть вечера и длился он полчаса. Позже начинался наплыв гостей, и вырваться хотя бы на десять минут становилось практически невозможно. Да и из-под пристального взгляда Петровича не удерёшь. Он руководил рестораном железной рукой, при этом, не вызывая у сотрудников никаких нареканий своей строгостью. Меня это неизменно поражало, но все без исключения управляющего уважали, а некоторые даже любили. А уж когда Озёрский принимался кулаком по столу стучать, в благоговении замирали. Это означало, что ресторан ожидают перемены и совершенствования, которые обычно вели к увеличению заработка, хоть и незначительно. Но всё равно ведь приятно, правильно? Петрович переставал быть довольным сложившимся укладом, впадал в раздражение, стучал кулаками и тут же выдавал решение проблемы или новую идею.
Кстати, кулаками Петрович стучал как раз вчера, и поэтому все находились в режиме ожидания. И свои дела надлежало делать поскорее, пока у нас вечерний перерыв и вовсе не отменили. Вот Анька за барной стойкой и приплясывала от нетерпения уже около часа. Я это прекрасно видела, как видела и горничную, которая недавно прошмыгнула к моей сестренке от дверей кухни и что-то той быстро на ухо нашептала. Признаться, у меня на сердце камень лёг. С нашего с Анькой разговора прошло четыре часа, и я очень надеялась, что она поостынет и передумает, но нет. С моей сестрой такого не бывает. Анька злопамятна до чёртиков, особенно, к чужим, особенно, к мужикам. А уж столичным проштрафившимся принцам я и вовсе не завидую. И вот теперь я краем глаза наблюдала за тем, как Анька готовится к старту и то и дело посматривает на часы. Я невольно тоже наблюдала за ходом стрелок. Час икс неумолимо приближался.
– Николай Петрович, мы на перерыв! – выдохнула Анька, проносясь галопом мимо Озёрского, как только большая стрелка коснулась двенадцати.
Петрович обернулся ей вслед, потом на опустевший бар, головой качнул. Затем строго взглянул на помощника бармена, молоденького мальчика по имени Дэн, брошенного своим учителем на произвол судьбы на третий день работы.
Анька же за руку вытащила меня из-за стойки администратора.
– Пойдём.
Я обернулась через плечо и послала улыбку Николаю Петровичу, который тут же принялся изучать книгу заказов, как только я оставила её без присмотра. А сестру одёрнула.
– Перестань вести себя, как сумасшедшая. Ты, можно сказать, идёшь на преступление, а привлекаешь к себе внимание.
Анька выдохнула, правда, шаг не сбавила, так и тянула меня за собой, как на буксире. К служебному