к ним смешанное с подозрением недоверие и опасалась, что принесенное ими могло нарушить тайный сладостный распорядок, известный только ей и ее окружению, людям земли ее детства.
И теперь в ней возникало то же чувство. Широкий горизонт перед глазами не мог ее предать и пропустить незамеченными посланцев короля с наказом ее арестовать.
Солдаты, стерегущие вход в замок и рассеянно растирающие табачные листья для трубки, малочисленны. Когда будет подан знак, Пуату позаботится их убрать, как и досаждавшие протестантам отряды солдат. Уже теперь их находят по канавам с перерезанным горлом, а женщины из деревень Морвей и Мель отказались идти на мессу и встретили солдат пылью и золой. Ослепленные, те ретировались и бесславно вернулись в Плесси, место своего размещения.
Герцог Самюэль де Ла Мориньер и два его брата, Уго и Ланселот, крупные сеньоры-гугеноты, ушли в пещеры у брода Санти, после того как убили лейтенанта драгун, намеревавшегося занять их жилище.
Так начинал подтверждаться неизменный конец всех рассказов кормилицы Фантины: «Жители округи спрятались в лесах, потому что солдаты причиняли большой вред» – или иначе: «Чтобы избежать мести короля, бедный шевалье ушел на болота и жил там два года, питаясь угрями и дикими утками…»
С наступлением вечера по Бокажу разносился призыв рога. Но он не означал окончания охоты – он служил для обмена таинственными посланиями между каким-то гонимым гугенотом и его единоверцами. Один из них, барон Исаак де Рамбур, жил на холме недалеко от Плесси в старом обветшалом замке, чей черный донжон четко вырисовывался на фоне красного неба. На эти призывы откликалась очень далекая охотничья труба. Иногда во дворе раздавалась ругань встревоженного Монтадура. С тех пор как этот проклятый патриарх-еретик Ла Мориньер ушел в леса, сократилось обращение в истинную веру. Он мог побиться об любой заклад, что, несмотря на закрытые и опечатанные храмы, эти чертовы ночные мотыльки слетаются по вечерам в недоступных местах под деревья и распевают свои псалмы.
Он хотел повести солдат в лес на их поимку. Но люди боялись темной чащобы. И безуспешно завершились попытки подкупить браконьеров-католиков, чтобы они служили провожатыми.
Анжелику неотступно преследовало одно и то же видение: вот появляется скачущий всадник, он стучится в ворота замка. Это король. Он заключает ее в объятия и шепчет те слова, которые писал только ей одной: «Моя незабвенная…»
Слава богу, сейчас не те времена, когда король может вскочить в седло и, отпустив поводья, помчаться во весь опор к своей возлюбленной, как это случилось в пору его страсти к Марии Манчини.
Король оказался пленником своего собственного величия, а потому ему приходилось ждать, чтобы она подчинилась. Он безнадежно искал поддержку своим надеждам.
– Сударь, когда же она приедет? – допытывался он у господина де Бретея.
– Сир, мадам дю Плесси еще не оправилась от ужасных тягот путешествия, – кланялся придворный, скрывая насмешливую улыбку.
– Но