могут оградить от влияния чувств.
У нее слишком богатый опыт плотских наслаждений, чтобы не почувствовать все разнообразие тайной гармонии любви, и она уступит властному призыву, который подталкивает женщину, стремящуюся к подчинению, к покоряющему ее мужчине.
Столько мужских ласк, столько пережитых желаний и борьба за свое прекрасное тело превратили ее в женщину до мозга костей.
До такой степени в женщину, что теперь она способна наслаждаться сладостным унижением.
И Людовик XIV, этот тонкий психолог, не мог этого не знать.
Чтобы привязать к себе прекрасную мятежницу, он отметит ее каленым железом, как клеймят королевской лилией преступников королевства.
Из деликатности она скрыла от Молина возникшие перед ней видения.
– Король неглуп, – сказала она с разочарованной улыбкой. – Затрудняюсь объяснить, Молин, но стоит мне оказаться перед королем, как это случится… А я не должна этого делать. И вы знаете, Молин, почему… Я могла бы провести всю жизнь рядом с рыцарем, которого полюбила и который избрал меня своей дамой… И моя жизнь не состояла бы из череды дней, отмеченных страданием, тщетным ожиданием, убитой в зародыше радостью и тревогой. И вдруг, после ребяческого и опасного заблуждения, наступает самое глубокое понимание – понимание того, что есть нечто, чего нельзя вернуть. Жив он или мертв, наши дороги разошлись. Он любил других женщин, как я любила других мужчин. Мы предали друг друга. Наша совместная жизнь прервалась в самом начале, и случилось это по вине короля. Я не могу простить. Не могу забыть… Я не должна этого делать, это стало бы худшим предательством, я лишилась бы всех возможностей.
– Каких возможностей? – прервал он.
Она растерянно потерла лоб:
– Не знаю… Я потеряла бы все еще не умирающую надежду. А впрочем… – И, оживившись, она продолжала: – А впрочем, вы говорили о моих интересах… Не состоят ли они в том, чтобы протянуть Монтеспан бокал с ядом? Вам ведь известно, что она пыталась отравить и меня, и Флоримона.
– Вы достаточно сильны и опытны, мадам, чтобы бороться с ней. Ходят слухи, что ее влияние пошатнулось. Короля утомила ее злоба. Говорят, что теперь он находит удовольствие в долгих беседах с другой опасной интриганкой, с мадам Скаррон, которая раньше, к сожалению, была протестанткой. С упорством неофита она подталкивает короля вести глупую и бесполезную борьбу с бывшими единоверцами.
– Мадам Скаррон? – с удивлением повторила Анжелика. – Да она ведь гувернантка его детей.
– Ну да… Король увлечен не только разговорами с ней, но и ее прелестями.
Анжелика пожала плечами. Потом она припомнила, что бедная Франсуаза происходила из знатной семьи Обинье и что кавалеры, тщетно пытавшиеся спекулировать на бедности, чтобы добиться ее благосклонности, с чувством восхищения и досады прозвали ее Прекрасной Индианкой… Она также вспомнила, что редко замечала за мэтром Молином грех пустословия.
А тот настойчиво продолжал:
– Я