в собственных убеждениях), но знал точно одно. Интервью должно дойти до читателя. Без единого изменения или ремарки… Люди должны знать именно то, что он сказал. Это мой журналистский долг. Ведь наша профессия, она такая… Что бы мы ни думали, каких убеждений сторонниками бы ни являлись, читателю, зрителю должна подаваться информация исключительно нейтрального окраса. Люди сами должны спросить себя, правда это, или ложь. Верить прочитанному или нет. Потому что журналист – это не агитатор или пропагандист, а исключительно сторонний наблюдатель, и никак иначе. Есть у тебя убеждения, мысли по поводу события? Оставь их при себе! Ты не философ, политолог, критик или публицист. Только очевидец, умеющий правильно описать произошедшее. Лишь так, без всяких но!
Единственное, что я однозначно решил для себя – не буду описывать события в таком пафосном ключе, как того желал Трумэн. Опять же по вышеперечисленным причинам. Я наблюдатель!
Вернувшись к себе, я обнаружил стоящую около кровати сержанта Лоуренс.
– Вы меня ждёте? – спросил я.
Сержант развернулась и улыбнулась:
– Да. Полковник Трумэн просил вас хорошо обустроить.
– Честно говоря, я и не рассчитывал на пятизвёздочный отель, – рассмеялся и добавил, – Вам не о чем беспокоиться.
– Я рада. – Показала рукой в сторону выхода, – тогда я пойду?
– Нет. Я хотел бы задать вам пару вопросов, если вы, конечно, не против…
Сержант смутилась:
– В принципе нет. А какого рода будут вопросы?
– Что-то вас тревожит?
– Если это интервью, то хотелось бы видеть список вопросов…
Поспешил её успокоить:
– Не волнуйтесь! Вопросы без подвохов, да и, буду откровенен, исключительно ради меня. Уверяю, они не войдут в репортаж или статью, если вы так захотите. Это будет недолго. Я бы даже сказал, светская беседа.
Лоуренс успокоилась:
– Если беседа, то я всегда за.
Присел на кровать, хлопнув ладонью по другой её стороне:
– Не стойте, присаживайтесь.
– О, нет! – Сержант выставила перед собой ладони, – я постою.
– Ну, тогда расскажите, пожалуйста. Почему вы сражаетесь с «конфедератами». Неужели лозунги за свободу женщин вас не прельщают?
Лоуренс рассмеялась:
– Знаете, я часто об этом думаю. С одной стороны я женщина, и мне хочется как то… Как это сказать… Сильнее влиять на политику, культуру. Что-то предлагать, учить других жизни, – рассмеялась, – но всё чаще ловлю себя на мысли, что хочется быть любимой. Для них (феминисток) я подстилка… Жертва патриархата, изнасилованная тысячью мужчин, или как они там это себе представляют… А на деле, у меня и секса то ни разу не было, – покраснела, – я не отношусь к мормонам, просто не довелось… Хотя, понимаю, что в наше время в такое сложно поверить. Не знаю… Хотелось бы получать от мужчин цветы. Чтобы самый любимый, выбранный из остальных, целовал, обнимал, заботился. Феминистки