пойти против воли короля, против устава, против даже здравого смысла. Воспоминание нагнало тень на лицо Нильса. Тьма и холод, перепуганные глаза девушки, имя которой он заставил себя забыть. Бег через лес, яростный рев чудовища, не нашедшего жертвы… У Нильса было готово укрытие, но когда он из него выбрался утром и помог вылезти девушке, глазам его предстало ужасающее зрелище.
Дымящиеся руины домов, люди, потерянно бредущие по черному от копоти снегу. Плач и стон со всех сторон. А к нему уже спешит стража. И девушка – та, что всю ночь сбивчиво благодарила его, отскочила. «Зачем ты это сделал? – закричала она. – Что теперь со мной будет?»
Этого он не знал. Не знал даже, что будет теперь с ним. Ночью все казалось единственно правильным: нельзя позволить дракону сожрать ни в чем не повинную девушку! Но теперь закрались сомнения. Сомнения превратились в уверенность, когда на суде Нильсу озвучили страшные цифры – количество погибших.
«Вы раскаиваетесь в содеянном?» – спросил судья. Нильс раскаялся от всего сердца. Что он говорил – сам теперь не помнил, но, должно быть, речь прозвучала действительно жалко и прочувствованно – лик судьи смягчился. После долгих совещаний Нильсу вынесли приговор: изгнание.
Нильс вошел в шкаф, стоящий в потайном помещении за́мка, дверь за ним захлопнулась, сверкнула яркая вспышка, и следующим он увидел Фабиано Моттолу. «Как я понял, – холодно сказал тот, – теперь ты готов исполнять приказы и искупать вину?»
Так началась вторая жизнь Нильса Альтермана. Жизнь, которую он не собирался упускать. Диоугодная и праведная жизнь…
– Такой снегопад – предвестник больших перемен, – раздался рядом голосок.
Нильс был хорошим солдатом, он не умел вздрагивать. От неожиданности резко повернулся и скинул было с плеча карабин, но, заметив, кто с ним говорит, успел превратить это движение в нечто вроде подтягивания ремня.
– Синьорита Маззарини?
Энрика кивнула, глядя не на него, а на небо. Почудилось, нет ли – глаза ее как-то слишком уж влажно блестят. Нильс поежился. Бросил взгляд в ярко освещенное окно – там, внутри, все в полном порядке. Не пьют, не дерутся. Через пять минут можно будет заглянуть на всякий случай, но пока… Пока от него явно чего-то ждут.
– Могу быть чем-нибудь полезен? – спросил Нильс, исподлобья глядя на Энрику.
– У меня сегодня день рождения, – отозвалась девушка.
В вязаной шапочке, в сером пальто, сунув руки в карманы, она сейчас походила на замерзшую птичку, которую хотелось отогреть и накормить.
– Поздравляю, – пробормотал Нильс.
– Неужели не могут люди хотя бы этот, один день в году просто побыть рядом, просто поддержать? – Энрика не слушала его, говорила сама с собой. – Друзья называется…
Нильс еще раз взглянул в окно. Мог бы назвать по именам всех собравшихся. Парни, девушки… Не все пришли, конечно. Кто-то прихворнул и сидит дома, кто-то всегда чурался компаний – как, например, Гиацинто Моттола. Да ему бы и неприлично такое общество, сын жреца, как-никак.