что она несчастна, – тебе конец. Понял?
Гиацинто изменился в лице, теперь лоб его прочертила складка – как у отца в минуты гнева.
– Тебе сколько повторять, чтобы про наши дела в Вирту – ни слова? – прошипел он, оглядываясь.
Рокко что есть силы сжал в кармане стеклянный шарик:
– Ты меня не пугай, жречонок. Нечем. Позаботься лучше о том, чтобы стать хорошим мужем. А еще лучше – отступись. И все будет замечательно, у всех нас.
Складка на лбу Гиацинто разгладилась. Губы изогнулись в отвратительной ухмылке, от которой Рокко передернуло.
– Что ж, я прислушаюсь к твоим словам и самым тщательным образом их обдумаю. Спасибо за беседу, Рокко. Желаю счастья в новом году.
– Счастья, – буркнул Рокко, провожая взглядом кружащуюся такую нелепую, невообразимую пару. – Мне и в старом неплохо было. Шел бы ты, со своими пожеланиями…
Часы над площадью пробили десять раз, и родители потащили домой разыгравшихся детей. Рокко, насвистывая, направился в домик с надписью «Коньки» – подсчитать прибыль. По всему, колдун должен быть доволен. Хотя он и без того сейчас явно не грустит.
Глава 4
Минуты тянулись, как мед, а час пролетел незаметно. Вот и одиннадцать. Энрика с недоумением смотрела на циферблат. Может, сломались? Но нет – вот доносится с площади бой больших часов. Раз, два, три… Одиннадцать ударов насчитала.
– Пойдем, пожалуй? – Герландо поднялся из-за стола с небогатым угощением и повлек за собой Агату.
Праздничный ужин прошел в напряженном молчании. Да и что в нем было праздничного? Три куриных крылышка? Все, что смогли себе позволить.
– Удачи тебе, дочка. – Агата склонилась над Энрикой, поцеловала ее в макушку – больно уж низко наклонила та голову, и лица не увидеть – и шепотом добавила: – Не бойся ничего. Ты станешь прекрасной женой, и все у нас будет замечательно.
Родители удалились наверх, в свою спальню, а Энрика все сидела, водя пальцем по столу. Внутри все сжалось, заледенело. Кажется, тронь кто – взорвется, рассыплется.
Энрика сорвалась с места, подбежала к оставленной в музыкальном классе скрипке, схватила ее, подняла смычок – и замерла. Тихо. Ни звука в ночи. Зачем все портить, зачем мешать людям, нарушать покой? Рука со смычком опустилась. Поникла скрипка.
– Рокко был прав, – прошептала Энрика. – Я уже сдаюсь…
Захотелось плюнуть на все и бежать, бежать к нему, согласиться и связать жизнь с человеком, которого, по крайней мере, понимаешь! Только вот ноги никуда не побежали. Они понесли Энрику обратно за стол, к окошку, смотрящему в снежную ночь. За окошком – дом Лизы Руффини. Скоро она выйдет оттуда и направится в церковь. У нее – свой путь. У Энрики – свой. Она его сама выбрала и отступать не собирается!
Энрика сложила руки на столе, опустила на них голову и закрыла глаза. Чтобы успокоить мятущееся сердце, попробовала представить будущее. Месяц-другой, конечно, привыкать придется, осваиваться. Жить в доме Моттолы… Бр-р-р! Представить страшно, но ничего. Шаг за шагом – а там и само все покатится.
Придется как-то