веранды, он впервые за долгое время испытал истинное удовольствие.
– Боже, – сказал он, – ты прекрасно выглядишь.
Она была в летнем платье, на ногах открытые сандалии. Друзья ее уехали на день, поэтому они бродили по саду только вдвоем. Он откровенно разглядывал ее и заметил, что руки ее пополнели, на щеки вернулся румянец. Волосы Трейси блестели на солнце, но под глазами еще виднелись темные круги, и улыбнулась она только раз, когда сорвала веточку цветущего персика. Казалось, она боится Джонни, а в себе не уверена.
Наконец он посмотрел ей в лицо и положил руки ей на плечи.
– Ну ладно. В чем дело?
Она разразилась потоком слов.
– Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты меня отыскал. Хочу объяснить, почему я стала… такой. Не желаю, чтобы ты поверил в то, что могут обо мне рассказывать.
– Трейси, тебе ничего не нужно объяснять.
– Я должна. – И она начала рассказывать, не глядя ему в лицо, теребя ветку, обрывая цветки персика. – Видишь ли, я не понимала, считала, что все мужчины такие. Не любят, не делают этого… – Она замолчала, потом начала снова: – Понимаешь, он добрый. И каждый вечер было множество друзей, приемы. Потом он захотел, чтобы мы отправились в Лондон – ради его карьеры. Здесь ему не хватало размаха. И даже тогда я ничего не знала. Да, я видела, что у него много друзей, и среди них есть какие-то близкие ему, но… И вот я зашла к нему в студию и застала их, Кенни и парня, они смеялись, обнимались, перевились, как змеи. «Да неужели ты не знала?» – сказал он. У меня в голове что-то щелкнуло, я почувствовала себя грязной, порочной, я хотела умереть. Мне не к кому было обратиться, да я и не желала никого видеть… просто хотела умереть. – Она замолчала и ждала, чтобы он заговорил.
– Ты по-прежнему хочешь умереть? – мягко спросил Джонни.
Она удивленно взглянула на него и отрицательно покачала головой с сияющей шапкой волос.
– Я тоже не хочу, чтобы ты умерла.
Они вдруг оба рассмеялись. После этого все стало хорошо, они проговорили дотемна – как друзья.
– Мне нужно идти, – сказал Джонни.
– Жена? – спросила она, и ее смех замер.
– Да. Жена.
Было уже темно, когда Джонни вошел в двери своего нового, построенного террасами ранчо в Бишопскорте – здесь он жил, но это не был его дом. Звонил телефон. Он поднял трубку.
– Джонни?
– Привет, Майкл. – Он узнал голос.
– Джонни, немедленно отправляйся в старый дом. – Голос Майкла Шапиро звучал напряженно.
– Что-то со Стариком? – беспокойно спросил Джонни.
– Разговаривать некогда, приезжай немедленно!
Занавеси были задернуты, в каменном очаге ревел огонь. Но Старику было холодно. Холод засел глубоко внутри, туда не могло проникнуть тепло очага. Дрожащими руками Старик брал из ящика листы бумаги, просматривал и бросал в огонь. Они взрывались оранжевым пламенем, затем сворачивались и превращались в пепел. Наконец ящик опустел, осталась только пачка разноцветных конвертов, перевязанная лентой. Старик развязал узел,