Джонни подошел к нему. – Мы с тобой не закончили одно маленькое дельце. Мне доставит массу удовольствия небольшая операция – вскрыть тебя и посмотреть, что там внутри.
Он несколько секунд смотрел Бенедикту в глаза, пока тот не отвел взгляд и не начал играть кисточками пояса.
– Где она, Бенедикт?
– Не знаю, черт тебя побери!
Джонни подошел к кинопроектору и выбрал одну из бобин. Отмотал несколько метров пленки и посмотрел на свет.
– Прекрасно! – сказал он, кривя от отвращения губы.
– Положи на место! – выпалил Бенедикт.
– Ты ведь знаешь, что Старик думает о таких вещах, Бенедикт?
Бенедикт неожиданно побледнел.
– Он тебе не поверит.
– Поверит. – Джонни швырнул бобину на стол и снова повернулся к Бенедикту. – Поверит, потому что я никогда не лгу ему.
Бенедикт заколебался, нервно вытер рот тыльной стороной ладони.
– Я ее две недели не видел. Она снимает квартиру в Челси. Старк-стрит. Номер двадцать три. Приходила повидаться со мной.
– Зачем?
– Я ей дал взаймы несколько фунтов, – пробормотал Бенедикт.
– Несколько фунтов?
– Ну, несколько сотен. В конце концов, она ведь моя сестра.
– Как мило с твоей стороны, – похвалил Джонни. – Напиши адрес.
Бенедикт подошел к обитому кожей письменному столу и написал адрес на карточке. Вернувшись, протянул карточку Джонни.
– Ты считаешь себя серьезным и опасным человеком, Ленс. – Говорил он негромко, но в его голосе звучала ярость. – Поверь, я тоже опасен – по-своему. Старик не будет жить вечно, Ленс. Когда он умрет, я тобой займусь.
– Ты меня чертовски испугал, – улыбнулся Джонни и пошел к своей машине.
На Слоан-сквер было сильное движение, и Джонни в своем «ягуаре» приближался к Челси медленно. Было время поразмыслить и вспомнить ту пору, когда они жили втроем. Он, Трейси и Бенедикт.
Как зверьки, бегали они вместе по бесконечным пляжам, горам и выжженным солнцем равнинам Намакваленда – земли своего детства. Это было до того, как Старику повезло на реке Сленг. У них тогда даже на обувь денег не было, Трейси носила платья, сшитые из мешков для муки, и они втроем ежедневно ездили в школу верхом на одном пони, похожие на ряд оборванных ласточек на изгороди.
Он вспомнил, как Старик уезжал, часто и надолго, а для них это были длинные недели смеха и тайных игр. Они каждый вечер взбирались на деревья перед своим бараком с глинобитными стенами и смотрели на бесконечную землю цвета мяса, пурпурную на закате, высматривая появление облака пыли: это означало бы, что возвращается Старик.
Вспомнил он и почти болезненную суету, которая возникала, когда шумный грузовик «форд» с перевязанными проволокой крыльями оказывался во дворе, Старик выбирался из кабины – в пропотевшей шляпе, покрытый пылью, заросший щетиной – и поднимал над головой визжащую Трейси. Затем он поворачивался к Бенедикту и, наконец, к Джонни. Всегда в таком порядке: Трейси, Бенедикт, Джонни.
Джонни никогда не думал, почему он