всего запомнилось мне из рассказов дедушки.
– Ух ты! Меня от восторга вот-вот забросит на белые скалы Дувра! А я-то думала, что единственным, кто меня еще помнит, является налоговик, когда приходит время платить процентные отчисления за авторские права. Большой поклонник, вы сказали?
– Он считал себя вашим поклонником. У деда были все ваши синглы и альбом, который вышел в 1955 году.
– Блин! А я-то думала, что все пластинки уже пущены на переработку. Ради интереса скажите, кто из нас ему больше всего нравился?
Мэтти подмывало солгать. Она не хотела, чтобы что-либо отвлекало Рэни от воспоминаний о ее былой славе. Если она решит, что дедушка Джо увлекался ею в юности, Рэни может рассказать больше, но правда заключалась в том, что Мэтти не знала. Дедушка Джо говорил только о группе, поэтому в первые минуты знакомства с Рэни Сильвер она даже не догадалась, кто перед ней.
– Он никогда об этом не говорил, – призналась она. – Мне кажется, ему нравились все.
– Ну да, – втягивая воздух сквозь сжатые зубы, произнесла Рэни. – Много времени с тех пор утекло. Куда эту певичку с тех пор только не закидывало…
Боясь, что она потерпит фиаско прежде, чем успеет начать разговор, Мэтти изменила тактику.
– Именно об этом мне и хотелось бы узнать. У вас, наверное, была ужасно интересная жизнь, Рэни. Я хочу услышать о вашей жизни.
Над ними в небе танцевали двое кричащих черных дроздов, а потом умчались прочь в открытые поля. В светло-серых глазах Рэни, следившей за их полетом, на мгновение мелькнула тоскливая тень.
– Вы скучаете по дедушке?
– Ужасно. Он был выдающейся личностью. Жизнь без него кажется слишком пресной… – Мэтти тяжело вздохнула. – Вам бы он пришелся по сердцу.
– У вас есть его фотография?
Мэтти медлила. Никто не знал, что она носит в своем кошельке небольшую черно-белую фотографию молодого дедушки Джо, сделанную в начале шестидесятых. Она нашла ее на дне коробки с грампластинками, которую дед передал ей перед открытием магазина. Женщина улыбнулась. Несмотря на случившееся, несмотря на то что их отношения были разрушены, его молодое улыбающееся лицо дарило надежду. Следует ли показать Рэни это ее сокровище?
– Держу пари, он был красавцем, – произнесла Рэни.
При этом глаза ее прищурились, словно старушка разгадала суть дилеммы, вставшей перед Мэтти.
– Вы симпатичная. Вы бы такой не были, будь у вас уродливые родители. Как его звали?
– Джозеф Белл.
– Джо… Когда-то знавала одного пианиста по имени Джо в Лас-Вегасе. Я тогда пела ему из старой песни Фрэнка Синатры «Присядь-ка, Джо, и выслушай меня. Историю поведаю тебе я…» каждый вечер, когда мы вместе поднимались на сцену.
Голос Рэни чуть дрогнул, но Мэтти расслышала в нем силу, которая невозможна без долгих лет практики.
– Он был красавчиком. Боюсь, у нас закрутился маленький романчик… ну, вы понимаете… – Синеватые завитки ее волос затанцевали, когда Рэни проказливо рассмеялась. –