что делать. Стол накрывали обильно, но без затей, никаких изысканных блюд, а все по старинке – огромные обжаренные телячьи ноги, норфолкская кровяная колбаса, свиные отбивные. Все это была грубая, плохо перевариваемая еда, тяжелая для меня, принесшего с Востока привычку к небольшим порциям мяса со значительным добавлением овощей. Но мои гости были довольны, хвалили меня за то, что я почитаю старые обычаи, хотя и попрекнули тем, что я стал шерифом у норманнов – герефой, как они называли меня на саксонский лад. И ворчали, что выслуживаюсь перед завоевателями.
– Но ведь меня назначил сам король, – возражал я. – А даже вы не можете отрицать, что Генрих Боклерк является помазанником Божьим.
Да, мои гости были саксами старой закалки – из тех, кто и спустя годы не смирился с поражением Гарольда Годвинсона, а только и ждет случая схватиться за меч и сразиться с врагом – даже без надежды на победу. Возможно, в глубине души я и уважал их мужество, но куда сильнее меня раздражало их упрямство. Это были закоренелые смутьяны, но все же люди одного со мной племени. Они словно нарочно выставляли напоказ свою грубость, громко чавкали, пили так, что быстро пьянели, бросали кости под стол или в прислуживающих рабов, шумно рыгали и испускали газы. Я знал их старые привычки – наесться до отвала и напиться до помутнения рассудка.
Главным и наиболее почитаемым из них считался Бранд сын Орма. Он был богаче остальных, и здравомыслия у него имелось побольше. Огромного роста, с буйной светлой шевелюрой и тучный до изумления. Его маленькие уши едва виднелись из-за толстых, всегда красных щек, а брюхо мешало пройти, когда все садились за стол. Говорил он глухим важным басом и очень гордился, что ведет род от данов, которые правили в Дэнло еще во времена короля Альфреда Великого.
– Мы испокон… веков владели… этой землей, – гордо произносил он, хотя его речь порой и прерывалась самой вульгарной икотой. – Ты, Эдгар Армстронг, ученый человек и наверняка знаешь… какими великими были англы… при старых королях. Так выпьем же за них!..
Рядом с Брандом сидел молодой Альрик из Ньюторпа. Толкая в бок своего деда Торкиля, сражавшегося еще в битве при Гастингсе, он уговаривал его поведать «о той славной битве».
С какой стати он называл ее славной, если саксы потерпели в ней поражение? Но я вежливо слушал: и о том, как саксы под командой Гарольда Годвинсона окопались на холме, и о том, как Вильгельм Ублюдок обманом выманил их оттуда, а нормандская конница обрушилась на героев, неся смерть и разрушение, и как пал в своей последней сече король Гарольд, когда вражеское копье пронзило ему глазницу. Все это я знал наизусть, но почтительно внимал речам седого, как лунь, патриарха и вместе со всеми бил кубком о стол и выкрикивал славу Гарольду Годвинсону. А почему бы и нет? Гарольд был моим дедом по матери, да к тому же действительно одним из лучших саксонских королей.
Молодой Альрик указывал в мою сторону.
– Смотри, дедушка, вот сидит внук славного Гарольда Годвинсона.
Старый