теперь по флягам. Некоторые гвардейцы жадно спорят между собой о том, кому воды досталось больше и где чья миска. Душевный подъем остыл, и серое настоящее вновь ворвалось в наши жизни.
– Парни, а где мое мыло? – тихо спросил Винсент у нас. Мы переглянулись. На дне окопа, в черной воде плавает крошечный, почти полностью стертый белый осколок.
Мокрые лохмотья развешиваются на палки, кидаются на редкие кусты и колючки. Замерзая и стуча зубами, некоторые пытаются разжечь костер, но, естественно, у них ничего не получается.
– Черт! – вслед ругательству разлетался по сторонам тонкий хворост, собранный с большим усердием.
Уже никто и не рад прохладе.
– Слышите? – кто-то громко спросил.
– Нет. А что?
– Ш-ш-ш… Слушайте.
Далеко в небе сначала совсем тихо, а потом громче и громче прозвучало жужжание.
– Что это? – испугано задал вопрос еще кто-то, но ответа не последовало.
Ж-ж-ж… Все ближе и ближе.
Я затаил дыхание, сощурил глаза и выжидающие смотрю в небо. Что это? Самолеты? Но чьи? Наши? Или…
Около тридцати огромных машин вырвались из-за плотного покрывала туч. Неистово громыхают мощные моторы, несясь нам навстречу. Чьи же вы?
– Ложись! – басисто закричал неизвестный голос. – Самолеты!
В одном порыве мы ныряем на дно траншей, закрывая голову руками. Вода впиталась землей и сейчас здесь только вязкая грязь, заходившая под ногти, просачивающаяся сквозь пальцы и пачкающая чистые тела. Зачем мы только мылись?
ГЛАВА 5
Мы ждем.
Длинная секундная стрелка на часах у Артура рывками огибает очередной поворот вокруг своей оси, сдвигая с места минутную. Тягучее время тихими щелчками механизма проступает сквозь потрескавшееся стекло, закрывающее циферблат. Цифра за цифрой, минута за минутой, но ничего так и не происходит, настоящее застыло, остановилось, а часы, не зная об этом, продолжают все так же неустанно стучать: тик-так, тик-так, тик-так…
Сердце колотится, отдаваясь бешеным пульсом в висках. Обхватываю голову крепче, так, что на шее остаются красные вмятины от больших пальцев, и наваливаюсь правым боком на стену окопа, зарываясь острым плечом во влажную холодную землю, неосознанно ища хоть какую-то опору. Дышу нервно, прерывисто выпуская спертый, горячий воздух через раздутые ноздри. Гулкое ожидание, наполненное грохотом летящих самолетов, бегает по артериям, венам, крохотным сосудам и капиллярам, выступает на коже острыми мурашками.
Если они откроют огонь или начнут сбрасывать бомбы, мы не жильцы, ошметки голых тел разлетятся по сторонам, смешиваясь с грязью, нашей одеждой и мусором. Так зачем же мы прячемся? Зачем забились на дно, словно черви, закрывая головы руками? Нужно встать и встретить свою смерть гордо, если так уж суждено. Но страх не дает подняться, я снова боюсь, цепляясь за тоненькую ниточку, ведущую к выживанию.
Жужжание приближается к нам, оно уже прямо над головой разрезает воздушное