могу поступать исключительно так, как меня попросят.
– Ты меня называешь во множественном числе?
– Что? – я понимаю ее вопрос с секундным опозданием, но она тут же чувствует это, и мрачная стена между нами, которую я намеревался разрушить этим вечером легкомысленной болтовней, становится еще выше.
Она отворачивается. Я начинаю бессмысленно переключать станции.
– Я же вернулся. И довольно быстро.
– Спасибо за одолжение.
– Это не одолжение.
– Наверное. Это хуже. Унижение. Почему ты не остался?
– Почему ты не можешь перестать меня об этом спрашивать?! – Я неожиданно срываюсь. Ошибка. Проигрываю эту партию.
– Потому что я нервничаю, Стас! Я всегда нервничаю, когда ты уходишь! Я не хочу оставаться одна, понял? Ты же такой умный, ч-черт! Ты же так хорошо понимаешь женщин, тех, кто не зависит от тебя и от твоей блажи. И главный женский страх – это одиночество! Почему я вообще должна тебе это говорить?
– Можешь не говорить.
Еще одна ошибка, более грубая. Мне нечего ответить, вот и все. Все, что я мог бы сказать сейчас, невыразимо посредством языка. Я мог бы обнять ее. Это все, на что я способен.
– Когда я выходила за тебя замуж, – говорит она с горечью, – то более всего я ценила в тебе одно качество.
– И какое же?
– Ты мне никогда не врал, Стас, вот какое!
Она переходит на крик, и взгляд ее становится мутным от набегающих слез. Страх и злоба борются во мне, я отворачиваюсь и гляжусь в запотевшее окно, за которым нервно и часто мигает желтое слово «ПОЧТА».
– Выключи газ, – тихо говорю я, – воздух слишком влажный.
Она молчит, и бешенство в ее глазах сменяется недоумением. Затем она поворачивает черную ручку, и кипение прекращается.
– Дело даже не в наркотиках, – произносит она после небольшой паузы. – Может быть, мне просто кажется, что ты стал другим…
– Я прежний, – быстро говорю я, сам ужасаясь такой возможности, но она не обращает на эти слова никакого внимания.
– Наверное, это просто моя внутренняя проблема… Мне трудно мириться с тем, что ты все время стремишься уйти. Я могу заменить жизнь с тобой на жизнь без тебя. Но я никогда не хотела этого. До тех пор, пока не стала уставать от одиночества. Понимаешь, Стас, я просто устаю. Укатали Сивку крутые горки.
– Ну-ну…– бормочу я. Мне вдруг хочется объяснить ей, что я по-прежнему люблю ее, и больше всего на свете я люблю смотреть с ней телевизор и готовить на кухне. И мои уходы вовсе не означают, что я потерял интерес к своей жене. Просто мне нужно иногда это чувство, когда мир замирает вокруг, и делается так уютно в своей скорлупе. Я открываю рот, молчу, снова закрываю его. Мне страшно, что если я заговорю об этом, наши отношения уже никогда не будут такими как прежде.
– Я писатель, – вымученно произношу ничего не оправдывающие слова. – Мне нужны впечатления и люди. Понимаешь, разные люди и судьбы. Иногда изломанные судьбы. Эти люди кажутся тебе говном. Мне и самому так кажется…
– Мне