в небесные дали. Куда же именно? Спасать мир от чудовища или спасать свои собственные металлические панцири? Что в таких случаях делают святые роботы, куда склоняются непогрешимые весы правосудия?
Марк схватил Энигму за руку и сильно затряс.
– Ты видела?! Видела? – чуть ли не пропищал он своим осипшим от страха голосом. – Это был хвост?! Это был его хвост?!
– Тш-ш, – зашипела Энигма, пытаясь высвободить свою руку. – Моя оторванная рука не станет твоим оберегом. И Зверь сюда не придет. Успокойся.
– Но хвост… Он был так высоко! Каким же оно должно быть огромным!!!
– Солнце, которое тебя обогревает каждый день, еще больше. Когда ты увидишь его из космической ракеты, тоже будешь так орать?
– Но… хвост!.. Зверь!.. Что такое космическая ракета?
– О-ох, как же не хочется объяснять, – лениво протянула Энигма. – Скорее, вернемся к мосту. Там Зверь нас не тронет, он любит дышать морским воздухом и совершать пляжные прогулки. Ну а патрульные нас съедят с потрохами, если снова здесь обнаружат. Посмешим, мой воображаемый друг!
– Но…
– Не спорь, нам здесь больше делать нечего.
И Марк не стал спорить. Да и о чем вести спор, если ему самому сейчас больше всего на свете хотелось забиться в какой-нибудь укромный уголок, укрыться от ужасающей опасности.
Вскоре они ушли. И Зверь ушел тоже. Только трещинки в стенах домов остались на своих местах. Теперь они будут памятной картиной в духе абстракционизма, посвященной событиям жуткого дня. Потом придет рабочий робот и залатает эти трещины, чтобы ничто не тревожило болезненную память.
Или, скорее, заделает нервными соединениями? Восстанавливаются ли нервные клетки?
И вновь все заживут, как прежде, зажатые в тисках власти и вечно напуганные. Только страх будет обыденным, постоянным – привычным. А не тем диким первобытным ужасом, который вселял в каждого Первородный Зверь.
Его дыхание опьяняет. Это дурман, под который исчезают все его жертвы.
Его взгляд завораживает, словно гипнотический маятник.
Его движения волнительны. Один только его хвост, словно черная, гибкая, неуловимая молния, рассекающая со свистом воздух и все, что попадается на пути, способен поднять в душе любого бурю чувств.
Его тело – исполинский храм, в котором правит не разум, а ярость и неистовство.
Зверя не приручить.
13
– Ловись рыбка большая и маленькая, – напевала Энигма. – Марк! Покорми костер своим дыханием и поленьями, он скоро умрет от голода. И мы умрем от голода, если он умрет. Лично я сырую рыбу есть не стану, во мне еще осталось немного человеческого желудка. Ой, то есть достоинства!
– А Зверь бы с удовольствием съел нас сырыми, – мрачно заметил Марк, игнорируя веселый настрой собеседницы. – И с наслаждением хрустел бы нашими костями.
Да, они снова находились под мостом.
– Знаешь, ты выглядишь слишком бодрой и веселой для грустного разочарованного существа, – заметил парень, вставая с камней, чтобы