даже не здоровались, потому что никогда не были друг другу представлены. Училась она неважно, хотя педагоги и сокурсники неплохо отзывались об её умственных способностях. Когда она бросила институт – я забыл о ней и, кажется, ни разу не вспоминал до той роковой встречи.
Маленькая, очень тоненькая, но не в ущерб изяществу. Хрупкая и бескостная, какая-то воздушно-лёгкая, будто сейчас подпрыгнет и улетит. Совсем детские ручки и ножки. Немного бледная. Маленькая голова на грациозной шейке. Чёрные, чуть вьющиеся волосы до плеч. Овал лица – словно из камня выточен. Слегка торчащие маленькие ушки. Остренький носик. Всегда плотно сжатые губки. Улыбается – и не видно зубов. Но больше всего мне запомнились ярко-зелёные огоньки её больших глаз, выдающие многоярусную внутреннюю жизнь.
Лицо её было очень запоминающееся, с первой секунды и навеки западающее в память. Но она будто сама стеснялась своей заметности. Пока другие девушки делали всё, чтобы их заметили – Ксюша всячески старалась оставаться в тени. И именно этим выделялась и привлекала внимание. Она ни с кем, кажется, не дружила. Всё время пряталась в одиночестве, сидела где-нибудь в стороне и думала что-то своё, закрывшись в своём мирке. В эти минуты было в ней что-то аристократическое, словно сошла с портрета какой-нибудь великой княжны. Но стоило кому-нибудь заговорить с ней – как она моментально превращалась в застенчивого ребёнка, в чём-то даже смешного, особенно с её забавным детским голоском.
Думаю, она обладала красотой редкой и феноменальной. Хотя нужно было иметь хороший вкус, чтобы оценить её в полной мере. Нужно было как следует вникнуть, вглядеться, чтобы её понять. И в этом случае подобная красота, словно хорошее вино, оставляла долгое послевкусие, не забывалась и не приедалась годами. Ксюша вообще не имела возраста, что очень пойдёт ей на пользу лет через двадцать. Она тогда уже будила во мне любопытство исследователя. Иногда жалость и желание позаботиться о ней. Но больше всего хотелось изучить и постичь её. В то время я думал совсем о другом и мне нравились совершенно другие девушки – однако я вполне понимал, что такая девушка может свести с ума.
В последние месяцы перед её исчезновением у неё, кажется, наступил сложный период. Не совсем целомудренный вид, не лучший вкус в одежде, слишком много косметики, чересчур высокие каблуки. Казалось, она почему-то вдруг решила надеть на себя маску этакой роковой соблазнительницы, многоопытной разбивательницы сердец. Но это настолько не шло ей, что смотрелось нелепо. Одно время о ней в институте шла дурная молва. Какие-то многочисленные связи, женатые мужчины, разбитые семьи, измены, неприличная разница в возрасте. Это как-то совсем не вязалось с ней. Да я и не обращал никогда внимания на сплетни.
***
С тех пор прошло около пяти лет. Я закончил институт и поступил в аспирантуру в Германии. Работал по специальности и писал кандидатскую. Женился и стал отцом. Однажды утром я шёл по улице и обратил внимание на девушку, которая шла навстречу. Она показалась мне знакомой, но я не мог вспомнить, где раньше видел её. Тут она заметила меня и улыбнулась, очевидно узнав меня. Остановилась напротив и назвала моё имя. Тот самый детский голосок. И те самые ярко-зелёные огоньки, будто прочитывающие меня всего и сразу. Иначе я бы ни за что не узнал её – настолько она изменилась.
Кроме голоса, ничего не осталось в ней детского. Зато многократно возрос аристократический шарм. Она стала неописуемо красива, даже роскошна. Весьма скромно одетая, она вся блестела, будто осыпанная бриллиантами. В ней появилась статность, достоинство, уверенная в себе неторопливость и взвешенность каждого жеста. Не осталось и следа от той застенчивой и слегка зажатой девочки, что всегда плотно сжимала губки и никогда не смотрела никому в глаза дольше одной секунды. Изменилась причёска, изменилась походка, изменился даже наклон головы. Всегда скромно глядевшая в пол Ксюша – теперь смотрела на меня пристально, неотрывно, чуть свысока, несмотря на свой маленький рост, кверху носиком и улыбаясь полным рядом идеально ровных белоснежных зубов.
– Чем ты сейчас занимаешься? – спросила она меня.
– Пишу диссертацию. Ращу маленького сына. Ему скоро годик. А ты где пропадала все эти годы?
– Жила в Мюнстере.
– Надо же! Я аспирант университета в Мюнстере! Как же мы там не встретились? Ты тоже училась там?
– Нет, я забросила психоанализ. Не пошло.
– Как же ты оказалась в Мюнстере?
– Был один мужчина, который привёз меня туда. Но теперь я совсем одна, и меня потянуло назад… Лучше ты о себе расскажи. О чём твоя диссертация?
– О проблеме свободы воли в психоанализе.
– Это интересно. Расскажи.
– Ну, в общем… Ты, конечно, помнишь – психоанализ утверждает, что наше подсознание намного сильнее сознания. Проблески сознания столь слабы и коротки, а подсознание ежесекундно ведёт нас за собой. Но как же согласовать этот факт со свободой воли? Можно ли считать свободным существо, живущее в рабстве слепой стихийной силе, природа которой ему самому неведома, хотя она и исходит из него самого?
– Кажется, твой любимый профессор считал,