об этом, правда, не скорблю.
Только ты —
В моих печальных взорах.
За назойливые чувства не взыщи!
Не дано мне знать, как скоро
Встреча нам в кладбищенской тиши.
Все строки мои к тебе
Я ныне – твоя – и присно.
Все строки мои – к тебе.
Твоя нескончаемо тризна
Вершится в моей судьбе.
На каждую песню твою
Моя из рыданий готова.
Ужели напрасно молю:
– Давай перемолвимся словом?
Ужели? Так, знать, суждено
Шептать до скончания века
Мне имя – из тысяч одно —
Любимого мной человека.
Но в душе только ты
Мне влюбиться в кого-нибудь,
Что ли?
Чтоб огонь мою душу спалил,
Чтоб она отреклась поневоле
От кладбищ, от крестов, от могил.
Чтоб мне память лгала
Об ушедших:
Хорошо на том свете – во мгле,
И там нету Домов сумасшедших,
Которых полно на земле.
Но в душе только ты —
Как свеча.
И никто ее свет не потушит.
Черным вороном шаль на плечах,
И рыданья опять меня душат.
25 июля 1983 года
«А запеть-то хочется, лишь бы не мешали, хоть бы раз про главное, хоть бы раз – и то! И кричал со всхрипом я – люди не дышали, И никто не морщился, право же, никто…»
Три года прошло, а ты
Живее живущих на свете.
Твой голос – лекарство от глухоты,
Для тех, кто нуждается в этом.
Других бы сбивал он,
Как нечисть, с ног —
Немало их,
Взгляды бросают косые
Туда, где почила —
На долгий ли срок? —
Отважная совесть России.
Но больше таких скорбящих
Вокруг,
Что будто взывают:
– Владимир, ты нужен!
Опять заколдованный кем-то круг
Вокруг наших душ так сужен.
Вокруг наших слов —
До немоты! —
Тот круг заколдованный сужен.
Владимир, восстань!
В мир плесни чистоты!
Ты мне, и другим ты неистово нужен!
25 января 1984 года
«Те, кто жив, затаились на том берегу…»
«– Что могу я один? Ничего не могу…»
Но ты мог!
Ты такое высказывал вслух!
Чашу с правдою ты
Расплескал на бегу —
В нас вселился бунтарский дух.
Издавна бунтари на народ выносили
Все, что души и совесть их жгло.
В песнях, в сказках ли…
Помнит Россия,
Как они воевали со Злом.
Сколько их, бунтарей-одиночек,
Преждевременно в землю легло.
За высокое мужество мыслей и строчек
Смерть над ними так рано вздымала крыло.
И петля или пуля усмиряли их кровь,
Ненасытную жажду любви и добра.
Им теперь все равно, что людская любовь
Полыхает