фронтах?
– Пожалуй, смогу! – уверенно сообщил Ковалев, оценивая свои шансы на успех достаточно высоко; у него осталась агентура среди лиц, завязанных на наркотический бизнес, возможно, кто-то и сдаст заказчиков с исполнителями.
– Но смотри! – предупредил Сергей Павлович, – приоритет за мной. Как только по нашему делу будет аврал – всё бросаешь и подключаешься. А сейчас мне пора!
Последние слова Забелин произносит уже на ходу, исчезая так же стремительно, как и появился. «Будто фантом!» – с удивлением констатирует Дмитрий и прислушивается к себе: его уже беспричинно не тянет в сон, значит он, действительно, поправляется и скоро вернется в строй.
«Строй! Интересное слово. Почему в строй? Какой строй? У нас же не армия, но страна будто мобилизована со времен Сталина. А может и того раньше. Мы всегда в строю, всегда готовы к бою!»
Он лежит и размышляет, улыбаясь своим странным мыслям, пока в палате не появляется медсестра.
Москва, ФСБ РФ, СЗКСиБТ, Управление по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом, отдел полковника Забелина С. П., кабинет оперсостава, 26 июня, 15.40
Вернувшись из больницы, Забелин пошел в кабинет, выделенный сотрудникам его группы на период работы по ваххабитам. Кабинетик был небольшой – там с трудом вместилось три стола, но уютный. Раньше в нем сидел один из начальников направления, а после реорганизации его должность сократили и помещение освободилось.
Кроме столов в кабинете поместились три серых сейфа, вешалка-тренога и тумбочка у окна. Чувствовалось, что кабинет чужой, необжитой, пользуемый для временного пристанища. В нем не было ни обычных в таких случаях висячих календарей, с передвижным красным квадратиком, отмечавшим текущий день, ни грамот, ни личных фото. Спартанская обстановка должна была располагать к тому, чтобы обитатели кабинета долго в нем не засиживались.
В помещении Забелин застал одного Гонцова. Сергей Павлович вернул ему агентурное сообщение, которое тот принес накануне.
За два дня до этого, они втроем сидели у Забелина, обсуждали с чего начать. Ракитин, чувствующий себя неловко и скованно в кабинете начальника, все время ерзал в кресле, норовя найти удобную позу. Как любой аналитик, он привык к определенной свободе, творческому беспорядку на столе, где среди аналитических справок и статданных, могли заваляться черствые булки или засохшее печенье, скрепки и исписанные ручки, которые выбросить было недосуг.
Ракитин сообщил, что изучил почти все оперативные материалы по интересующей теме и пришел к одному любопытному выводу: несколько русских ваххабитов были завербованы в системе исполнения наказаний. Он говорил, волнуясь, периодически поправляя дужки очков, падающих с круглого лица. Его волнение не укрылось от Гонцова.
– Не тряси стол, Ракита! – обронил он в шутку.
Но Забелин, метнув в его сторону строгий взгляд, приказал коротко:
– Продолжай!
– В частности, –