и пропал… вернулся домой только через неделю. И никто не мог мне сказать, что случилось, как будто ничего и не случилось, и будто все это время я был то ли на работе, то ли в командировке. Впрочем, я особенно и не расспрашивал коллег, чтобы не посчитали меня сумасшедшим.
29 апреля вечером – Происшествие в метро
Прогуливаясь в вестибюле станции метро, я вдруг осознал, будто в себя пришел, что уже давно прохаживаюсь взад-вперед, пропуская поезд за поездом, потому что не могу вспомнить, куда мне надо ехать. Это было вопиющей нелепицей, – я даже рассмеялся над собой, точнее над тем, кто попал в этот неожиданный переплет. Но он якобы не услышал мой смех, лицо мое исказила гримаса язвительного недоверия к себе, и мне стало не до смеха. В этот момент мое внимание привлекли две упитанные барышни (по-видимому, близнецы) – обе с ядреными попами, туго обтянутыми черными джинсами, и с заплетенными в косички рыжими волосами; они поджидали следующий поезд, и я подумал, не двоится ли у меня в глазах или, может быть, я сам раздвоился. Я потихоньку окликнул себя по имени: «Герман, ты где?.. Что это со мной?» – но, не услышав собственного голоса, крикнул громче. На мой беззвучный крик обернулись барышни-близнецы, и беспокойное недоумение на их одинаковых лицах синхронно сменилось одинаковым выражением насмешливого любопытства, они прыснули со смеху, наградив меня признательной улыбкой, как если бы я был дежурным клоуном на арене любительского шапито. Тем временем очередной поезд без единого звука, как в немом кинофильме, вынырнул из тоннеля; замелькали, поблескивая стеклами и крашеными боками, вагоны, пока, замедляя ход, не замерли вовсе, чтобы выпустить прибывших и принять отъезжающих вместе с близнецами, которые напоследок посмотрели на меня как на сумасшедшего. Проводив растерянным взглядом поезд, уносящийся в туннель, я стал изучать список станций на стене с таким видом, будто мне все нипочем, хотя и догадывался, что начинаю потихоньку паниковать.
«А ты не трусь!» – шепнул мне хладнокровный голос изнутри.
«Нет, ты не понимаешь, что происходит…» – возразил я машинально.
«Ты просто не нервничай, деваться все равно некуда, не показывай вида, что ты здесь заблудился, как псих, или, может быть, ты в самом деле псих?»
«Не буду с тобой разговаривать, я же не сумасшедший», – прервал я решительно внутренний диалог, оглянувшись на всякий случай по сторонам.
Чтобы не запутаться, я назвал внутреннего собеседника Блинком. Он немного другой, потому что думает по-своему и все время пытается направлять и командовать. Но я-то знаю, что нет никакого Блинка, я сам и есть Блинк. Но иногда он поступает или говорит так, как я бы не решился. Во всяком случае, я бы не стал рассказывать Дарье, что произошло со мной и Майей. С ней-то и говорил зачастую тот, кого я условно и назвал Блинком.
Вестибюль станции был полон пассажиров, все они знали, куда и зачем едут, только я один заблудился, к тому же по-прежнему ничего не слышал, кроме собственных мыслей, которые проговаривались во мне отчетливым голосом.
Не найдя своей станции ни на линии,