обрадовался такому решению – «настоящий лектор, и в старости пропагандист». Поэтому кашлянув, продолжил, – тебе-то, что он плохого сделал?
– Пока не знаю, – отвечал вольнодумец, – просто за других обидно! За что люди страдали? – помолчав, ехидно спросил, – а вы что, против такого решения?
– Ты знаешь что? – вдруг набычившись, грозно сказал директор, – говори, говори, да не заговаривайся! Выискался, любопытный!
Дядя Коля не боялся директора, прекрасно зная, что этот, в высшей степени порядочный человек, не способен на подлость и предательство.
Нельзя сказать, что Николай был лентяем, но делать бессмысленную работу не любил. Даже занятие собственным огородом, считал делом не нужным и вредным, отбирающим время и силы. Несмотря на большую семью, скромные доходы, и постоянную нехватку денег, он не сажал главный овощ простых людей – картошку. Уход за этой неприхотливой культурой повергал его в уныние. Особенно Коля ненавидел процесс окучивания. Как натуре широкой, деятельной и творческой, ему была в тягость однообразная работа тяпкой, в пыли, под палящими лучами солнца. Перефразируя известное всем изречение, он часто говорил, глядя на копающихся среди грядок соседей:
– Летать рождённый, ползти не может!
Огородом и детьми занималась жена – худая, длинноносая, измученная жизнью женщина. Жутко ворчливая, но не злопамятная, вечно чем-то не довольная. Она нигде не работала и целыми днями, как квочка, топталась возле детей, не принося при этом ощутимой пользы. Две сестрёнки-погодки и младший брат, недавно научившийся ходить на ужасно косолапых ногах, постоянно бегали по двору, брошенными и неухоженными. В застиранной одёжке, нечесаные, с низменными зелёными потёками под шмыгающими носами. Спокойно глядя на чумазых детей, сама выросшая в большой, небогатой семье, она частенько говорила, с какой-то крестьянской покорностью:
– Не страшно, что немытые, грязь засохнет, да отвалится! Главное, все живы и здоровы, не босые и не голодные!
Тем не менее, дети часто болели. И когда мать, в очередной раз, ложилась с заболевшим дитём в больницу, Коля, не мудрствуя лукаво, перепоручал заботу об оставшихся детях, сердобольным соседям. За время отсутствия хозяйки, добрые люди отмывали, обстирывали, обшивали детей, отдавая одежонку от своих повзрослевших дочек и сыновей. К моменту возвращению матери из больницы, ребятишки приобретали нормальный внешний вид, выглядели свежими и румяными.
Дядя Коля не был безгрешен, как правило, в день получения зарплаты, он мог изрядно выпить, но оставался при этом «самоходным и держащим курс», мог балагурить и смеяться. Задиристый и говорливый в трезвом виде, он становился добрым, весёлым и лиричным после выпитого спиртного. Ложился на спину на крыльце, или в траву на лужайке перед домом. Мог часами возиться с детворой, изображая, то паровоз, то эсминец, на котором служил на Тихоокеанском флоте, или демонстрируя тувинский танец орла, который видел на празднике