Верховного вождя теперь тут пустой звук. А вечером я могу уже им не быть, сметут… (Нервно ходит взад-вперед. Возвращается к колонне, с надеждой смотрит в сторону кораблей.) Увы, в гавани – ни малейшего дуновения. Паруса на реях висят, как простыни на бельевой веревке во дворе у прачки. Только вонь от солдатских набедренных повязок усилилась. (Снова морщит нос.) Хоть бурю клич, смыть с берега это эллинское позорище. (Отходит от колонны, останавливается возле трона Тутмоса III.) Ну, нет, я шел к своим тронам не один год и не по одному трупу. Чтобы вот так в одночасье меня с них смели? Но ступать по трупу дочери… И таких примеров много, да не только на земле. На вашем Олимпе в борьбе за престол даже поедали своих детей. А я кто, сын Атрея? Волю имею или я тля капустная? (В портик возвращается Ифигения. Она плачет по-детски всхлипывая. Агамемнон поддается нахлынувшим чувствам. Пытается ее обнять.)
АГАМЕМНОН. Доченька, прости меня, прости. (Та вырывается из его объятий.)
ИФИГЕНИЯ. Папа, не трогай меня. Я ненавижу тебя!.. (Снова рыдает.)
АГАМЕМНОН. Ифигения, не плачь. Я спасу тебя! Не теряй надежду. Жди меня здесь. Я сейчас соберу верных мне людей. Мы мечами проложим тебе дорогу из лаге… (Осекается. Про себя.) Это химера. Сражаться кучке людей, даже очень преданных мне, против стотысячной армии. Нас просто порубят на куски…
ИФИГЕНИЯ (про себя). Отец не хочет погибать вместе со мной. А раньше говорил, что готов воевать за меня хоть с целым светом! Тогда это было правдой. Я верю. Но сегодня он отдает меня на заклание… Ужель выгода более значима, чем моя жизнь? (К отцу.) Папа, эллинские цари рвутся в Трою, чтобы награбастать злата и бриллиантов. Но ты и так очень богат.
АГАМЕМНОН. Дочь, ты меня огорчаешь, коль считаешь меня жадюгой, как царь Мидас. Но что есть сверкание злата и бриллиантов? Если не дурачить, не заводить себя мыслью, что игра их граней божественна. А еще лучше глянуть на камешки в пасмурный день. Увидишь холодный и пустой их блеск. Вот и все… Ифигения, подойди ко мне, я покажу тебе другую вещь, перед сверканием которой меркнет любая куча злата и каменьев. (Показывает ей трон фараона.) Видишь этот трон.
ИФИГЕНИЯ. Эту седую древность я вижу тут каждый день. Помню, тебе привезли ее из кладовки внука фараона Тутмоса. Не помню, какого?
АГАМЕМНОН. Но ты не знаешь главного о троне. Он для необыкновенных царей. Я знаю все имена тех, кто восседал на нем. До Потопа это были цари Арии. После Потопа – царь четырех стран света Шульги, потом царь Вавилона Хаммурапи и фараон Египта Тутмос III. Все их великие завоевания воспеты аэдами. О, от ореола этого трона у правителей кружится голова. Они вечно будут слетаться на его сияние, как ночные бабочки на свет. А сейчас, как ты видишь, он пуст…
ИФИГЕНИЯ. Как говорит наша бабушка, свято место пусто не бывает. Наверняка, уже появился местожелатель.
АГАМЕМНОН. О, ему будет непросто затмить Тутмоса III.
ИФИГЕНИЯ. Подожди-ка, папа… Ну конечно, я должна была сразу догадаться. Это же ты, тот местожелатель.
АГАМЕМНОН.