самому. Я не позволю Амиру меня коснуться, не дам ему возможности спасать, и мы оба погибнем. То есть я и мой организм. Боль мелькнула острой стрелой в сердце, но пальцы постепенно согрелись, и оледенение прекратилось, организм всё понял правильно.
Садик действительно оказался небольшим, всего несколько пальм и кустарников, но цветник был великолепен. Розы невероятных размеров и расцветок гордо демонстрировали себя среди солнечных лучей. Ани призналась:
– Я сама… мама садовник… дочь садовник… я сама… садить… и растут… цветут первый раз… Амир пришёл… когда… цветут… зацветут…
– Зацвели, когда пришёл Амир.
– Да… он приходить и розы…
Ани смутилась, румянец вспыхнул заревом на лице, и она отвернулась к замершей пальме. Сколько же тебе лет, девочка? Двадцать, может двадцать два, самый тот возраст – возраст любви и счастья. А розы тебе показали, кто это счастье принесёт. Я представила их вдвоем, Амира и Ани, ему лет тридцать пять, ей двадцать, оба красивы как боги – молодой седой вождь и его прелестная юная жена.
Абсолютное спокойствие камня превратило меня в статую, даже руку поднять сложно, и чтобы хоть немного прийти в себя, я спросила:
– Ты сказала, что твоя мать дочь садовника?
– Да… папа полюбить мама и… как это… бежать… папа мой папа простить много лет и …жить в этот дом.
Тоже неравный брак оказался, судьба значит такая у всех, кто предназначен следовать за вождём. Хотя почему, это кровь друг с другом их соединяла: почувствует своего и сразу любовь. А ведь она его уже любит, как покраснела, но чиста, это не Люси, по головам не пойдёт.
Ани, наконец, справилась с собой и, помахав рукой для лучшего понимания, спросила меня:
– Папа рассказать о твой… боль… ужас… как ты мог?
Даже так, а почему нет, всё правильно, жена вождя должна быть готова ко всему, даже к тому, что вождь – ирод.
– Ты знаешь – кто Амир?
– Да… Амир сам сказать… показать… объяснить… рассказать народ хасов… мы есть народ… папа помогать Амир.
Ани всё знает, понимает, принимает его сущность и любит. Она с такой болью в глазах смотрела на меня, что я не смогла говорить и лишь хрипло произнесла:
– Смогла.
Она решила, что я так свою боль вспомнила, сразу извинилась и вдруг порывисто обняла меня:
– Простить, Рина, простить, я …нельзя говорить, боль… твой… простить мой, ты страдать за Амир… спасать Амир… благодарна твой… за Амир… твоя жизнь… моя жизнь… моя жизнь тебя… тебе…
Я резко оттолкнула её от себя и громко сказала:
– Ани, никогда не говори так. Твоя жизнь… она твоя… и народа.
Она испуганно распахнула глаза и сжалась, от этого взгляда я пришла в себя:
– Ани, прости меня.
Теперь уже я обняла её и прошептала на ухо:
– Ты самая прекрасная девушка и у тебя будет счастливая жизнь. И жизнь только твоя, слышишь, она…
– Рина, что случилось?
Амир