лошади шпор, стремясь поскорее выбраться из этого страшного места.
Берег Воронки («Из-за чёрной воды или из-за воронки Святого источника?» – мелькнула мысль у Ивана) был топкий, заболоченный, заросший куртинами осоки и камыша. Пахло тиной и дохлой рыбой, но Чёрный, ощутив свободу, с удовольствием вдыхал эту вонь, подняв лицо к чистому небу, на котором зажигались уже первые звёзды.
– Пронесло, – с невыразимым облегчением вымолвил Иван. Оглянувшись на лес, он погрозил ему кулаком. – Что, не взяли? – с весёлой злостью крикнул он прямо в чёрную чащу, и лес угрюмо отозвался шелестом листвы и скрипом ветвей. – Да и не могли взять! Слабы вы супротив опричника милостью государевой! Как есть слабы! Тьфу! – он презрительно плюнул и развернул лошадь вдоль реки, надеясь уже к утру выбраться на большак. И не поверил своим глазам, узрев на подступавшей к самой воде старой липе – так ведь не было тут дерева-то! Али… было? – знак в виде белой, едва ли не светящейся стрелы, обращённой остриём вниз. «Клад Кудеяра!» – полыхнуло в мозгу Ивана, как молния, и, забыв все свои страхи, он быстро спешился.
– Сколько ты там говорил? – обратился Чёрный к голове Волошина, привязанной к седлу. – Пятнадцать шагов?
И, повернувшись спиной к липе, бодро зашагал в указанном стрелой направлении. Однако на пятом шаге ему преградила путь река, и Иван вынужден был остановиться.
– Неужто шаги у тебя были такие маленькие? – не замечая, что говорит вслух, задумчиво произнёс Чёрный. – Или…
Взгляд его в сгущающемся ночном мраке заприметил у берега что-то тёмное. «Островок!» – мелькнула догадка. Иван прикинул расстояние до него. Выходило аккурат шагов десять, не больше. Охваченный азартом, опричник вошёл в воду, даже не сняв сафьяновых сапог, и зашлёпал по мелководью, распугивая лягушек. «Четырнадцать… Пятнадцать!» – мысленно считал он – и не удивился, на последнем счёте ощутив под ногами землю. Опустившись на корточки, пошарил рукой вокруг. Под влажным дёрном гулко отозвалась пустота, и губы Ивана раздвинулись в довольной усмешке. «А вовремя вы, други мои, сгинуть в лесу удумали, – подумал Чёрный о своём отряде. – Теперь всё злато моё будет! И ни с кем делиться не придётся! Даже с царём!»
Крамольная мысль несказанно развеселила Ивана – и за меньшее он сам сажал смутьянов на кол, – но он сумел сдержать неуместный смех и принялся судорожно разгребать напитанную влагой землю. Вскоре его пальцы нащупали край люка, сбитого из дубовых слег, вцепившись в него, рванули… С чавканьем, неприятно напомнившим казнь боярской жены, сырой дёрн отпустил люк, и Иван посмотрел вниз, в зев подземелья. Темно… Конечно же, темно – ночью, да ещё и под землёй! Но почему же кажется, что там, в этой темноте, что-то желтеет, блестит в свете звёзд, призывно и загадочно, как… золото! Не помня себя, Иван свесил ноги в пустоту люка и сиганул вниз, даже не подумав, какой глубины может быть этот схрон. Для него сейчас не существовало