свежо, но солнце уже осветило поблескивающие росой склоны оврага, по которому бежал ручей.
День обещал быть жарким.
Отец и Сашка перешли деревянный поскрипывающий мостик, поднялись к школе (Сашка забежал вперед, заглянул в непривычно пустой школьный двор), минули каменный мост и скособоченную хату сапожников Григорьевых (братьев Гришки и Федьки), приткнувшуюся к массивной опоре моста. (Их огород спускался к самому ручью, и в нижней, затапливаемой весной, части братья высаживали капусту. По первому снегу они ее срезали, квасили, и дух квашеной капусты на многие дни становился в округе самым сильным.)
Сашка, как и другие пацаны, братьев побаивался. Они были большие, кряжистые, обросшие, и когда стояли в черных кожаных фартуках, опустив мясистые волосатые руки, Сашка верил, что в войну, в большом городе Ленинграде (откуда приехали сразу после войны), они ели детей. Поэтому теперь, каждую зиму, чтобы преодолеть желание, объедались капустой. И он, и Вовка, и другие одноклассники старались в темноте не ходить мимо их хаты. И если кололи вилкой бычков или собирали в ручье шитиков (на них голавль клевал), огород обходили поверху.
За мостом булыжная мостовая заканчивалась. Дальше уходил песчаный накатанный тракт. Они пошли по тропинке рядом. Со стороны леспромхозовских домов, поднимая пыль, подошло стадо коров, заняло всю дорогу, неспешно направилось в сторону Суриковского хутора. За разваливающимся домом и дырявым забором хутора начинались луга с высоким разнотравьем, туда гоняли скот и городские, и из ближней деревни Красная. На хуторе, у Ваньки Кривого, были только две лошади и козы, и они паслись сами по себе, где придется.
Прошли вдоль железной колеи, поднялись на деревянный помост, у которого стояла, пыхтя и дребезжа, дрезина. К ней была прицеплена платформа. На платформе сидели мужики в черных спецовках и тетка в шароварах и пестрой мужской рубахе.
– Здорово, – сказал Иван, закидывая на платформу спиннинги, мешок и подсаживая Сашку.
– Здоров, – по очереди отозвались мужики, а тетка, щуря большие голубые глаза, сказала:
– Чего это, Вань, тебя видать не было…
– А я – отпускник, – весело отозвался отец. – А ты, Настя, все цветешь…
– Цвету и пахну, а все напрасно… А это что, твой?
Она посмотрела на Сашку, и он отвернулся: тетка ему не понравилась.
– Мой.
– А куда ж вы собрались? По грибы еще рано.
– А ты не видишь?..
Иван отодвинул спиннинги, сел на край платформы, свесив ноги, достал папиросу, повернулся к мужикам.
– Как там, на Немыкльском, щука идет?
– А кто ее знает, – отозвался пожилой мужик с большим красным носом. – Нам, чай, не до рыбалки. Мы без отпусков…
– Ну, тебе, Прохор, точно не до рыбалки, – сказал Иван.
Дрезина вдруг пискнула, дернулась и, с трудом набирая скорость, потащила платформу. Отец перехватил Сашку за пояс, отодвинул подальше к центру, приказал:
– Сиди на месте.
Мимо потянулись леспромхозовские, похожие друг на друга, покрытые белой дранкой,