сорвал свой китель
И стал от радости скакать.
«Сверкнул топор. Ага, попались!..»
Сверкнул топор. Ага, попались!
Пронзает воздух сталь сырая.
Тюк! Тюк! Напрасно вы пытались
Найти приют в моем сарае.
Не в добрый час он встретил вас
И предложил в себе укрыться,
Для вас отныне свет погас,
Из вас бесшумно кровь струится,
Мешаясь с мозгом головным…
Вот так, обыденно и глупо,
Вы сделались ничем иным,
Как неодушевленным трупом.
Лежите на земле ничком,
На север ноги простирая,
Уже – я чувствую, – тайком
Противный запах источая.
О! Эти тайные пружины,
Непредсказуемость бытья!
С ума сойти! Когда б не я,
Глядишь, вы жили бы да жили…
А так – валяетесь… Как царь,
Ко всем проблемам равнодушны.
Ну, полно. Затушу фонарь
Да и пойду. Мне с вами скучно.
«Не могу себе простить…»
Не могу себе простить
Выходку вчерашнюю,
На фига было мочить
Жывотную домашнюю?
По морщинистой спине
Стукнул что есть мочи…
А теперь вот стыдно мне
И обидно очень.
Да, чего там говорить,
Некрасиво вышло —
Сердце так в груди стучить,
Что снаружи слышно.
Потерял покой и сон,
Друга вспоминаю.
Очень был хороший слон
Как теперь… Не знаю…
О благородстве
Конвоиры пили пиво
И хихикали довольно,
Грязный пленник молчаливо
Ковырял в зубах спокойно.
По причинам неизвестным
Он не связанным остался,
Только был настолько честным,
Что к побегу не решался.
Размышлял витиевато,
Отчего да почему
Караульные солдаты
Не связали рук ему.
Может, не было веревки?
Или просто не хотелось?
Пленник чувствовал неловкость,
Аж на месте не сиделось.
Там и сям сгущался вечер,
Свет угольев был не ярок,
Вряд ли б был беглец замечен,
Если б улизнул в кустарник.
Но невидимою дверью
Он закрыл туда дороги,
Обмануть боясь доверье
Стражников, не больно не строгих.
А солдаты пели хором,
Алкоголь употребляли,
И наутро у забора
Бедолагу расстреляли.
А потом они курили,
Обсуждая удивленно,
Как же так они забыли
Руки оплести шпиону.
«Висят объявленья на каждом углу…»
Висят объявленья на каждом углу:
«Скорей приходите в цирк!
Вчера на гастроли приехал в Москву
Какой-то великий шутник!
Одно представление