Стив мог сохранить дело при себе, шансы, что оно разрешится удовлетворительно, бывали очень высоки. Но если его приходилось передавать другому судье, то тут, как бы я ни старался, исход зависел от того, «как карта ляжет». Казалось бы, одно это должно было заставить меня уйти из системы, но, к своему удивлению, я обнаружил, что неудовлетворительные исходы беспокоили меня все меньше и меньше – так много радости приносили мне те случаи, когда все выходило как надо. И даже при самом плохом раскладе мне еще удавалось выторговать какую-нибудь поддерживающую терапию для детей.
Однако, по правде говоря, главное в этой работе заключалось для меня даже не в успешном окончании того или иного дела. Просто любая новая ситуация позволяет человеку открыть что-то новое в самом себе. В двадцать четыре у меня уже была кандидатская степень по медицине, какое-то время я всерьез задумывался о том, не прибавить ли к ней еще и юридический диплом, но в конце концов решил, что битвы белых воротничков в суде – это не для меня. Потому что моей целью было воспитывать, а не сражаться.
Однако, к своему большому удивлению, я скоро обнаружил, что бодаться с юристами мне даже нравится. Мне приносила удовлетворение хорошая драка. Включая и те случаи, когда давать свидетельские показания приходилось мне самому. В первый раз – это было Дело Номер Восемь – я дьявольски нервничал и делал все, чтобы скрыть свое волнение от других. Но со свидетельского места я уходил, чувствуя себя победителем, и с тех пор дача показаний в суде стала одним из моих любимых развлечений, моим «адреналином». А все потому, что большинство выступающих в суде адвокатов – отнюдь не Перри Мейсоны[3]. Как правило, вызывая на свидетельское место мозгоправа, они ожидают увидеть напуганного обывателя, который будет тянуть, мямлить и заикаться, так что свидетель, проявляющий последовательность и самоконтроль, сбивает их с толку.
В конце концов в суде у меня сложилась репутация маниакально-дотошного типа, настоящего сукина сына, который уж если что заберет себе в голову, то будет стоять на своем, что ты с ним ни делай, и потому меня стали вызывать на допросы лишь в самых крайних случаях.
Но, видно, моя дурная слава еще не докатилась до старшего партнера в семейной юридической фирме из Беверли-Хиллз, который звонил мне по поводу Одиннадцатого Дела. Собственно, никакого личного интереса в этом деле у самого Стерлинга Старка не было, зато кое у кого из его коллег был, и он «решил вмешаться».
– По какому поводу, мистер Старк?
– Прочитал ваш отчет, доктор. – Пауза. – Он мне не понравился.
– О’кей.
– Вы его перепишете.
– Прошу прощения?
– Я хочу, чтобы вы переписали ваш отчет, доктор.
– Этого не будет.
– И вы даже не хотите услышать, что именно я хочу в нем изменить?
– Нет.
– То есть вам совсем не интересно?
– В моем отчете все точно.
– Это вы так говорите. Поверьте мне, доктор, вы его перепишете.
– Почему