комплексов, на отрицательную роль антропогенных факторов, толкуют о необходимости усиления охраны природы. Когда же коснулось дела – у каждого, оказывается, свои дела, свои заботы, свои сроки и планы. Нет уж, братцы, говорят, давайте-ка управляйтесь с заповедником сами, а мы потом вас послушаем и покритикуем. Наше дело научное – выдвинуть предложения, а кто и как будет их воплощать, смотрите сами. Никому неохота спускаться с теоретических высот на грешную землю, разбираться в реальных возможностях воплощения научных рекомендаций, толковать с теми людьми, от которых зависит решение вопроса. Ведь заповедники-то создаются не ведомствами, не наукой, не учеными. Они организуются в соответствии с установленными порядками органами советской власти.
…В открывшейся впереди обширной низине блеснули холодной синевой еще два озера. Как старых знакомых, вижу гуменников, гребенушек, морянок. Птицы держатся гораздо осторожнее, чем на Логате, и я не могу подойти к ним на выстрел. Ну и не обязательно, с меня хватит пары белых куропаток, которые попадаются чуть не на каждой сотне метров. Молодые уже хорошо летают и ничуть не опасаются человека.
Уже к вечеру, то и дело встречаясь с идущими навстречу стадами оленей, я вышел к берегу огромного озера Белого. Оно показалось мне неприветливым, свинцовым и пустынным. Берега его высокие, всхолмленные и сплошь изборождены недавними оползнями. В жаркие дни августа они буквально «стекли» к урезу воды, настолько давала себя знать термокарстовая эрозия.
На берегу стоит старый балок, возле него разбросаны старые доски и разный хлам. Внутри балка оказалось неуютно, я развел снаружи небольшой костерок и решил отдохнуть здесь. Ночи уже становились заметнее, с каждым днем они удлинялись. Было холодно, чуть примораживало, пришлось спать урывками, греться горячим чаем. На рассвете мимо балка почти непрерывной чередой шли олени, изредка слышались крики гагар и гусиное гоготанье. Когда утром я пошел через тундру в направлении Пясины, ко мне прибился одинокий олененок, по-видимому отставший от стада или потерявший мать. Со своеобразным «хрюканьем» он подбежал ко мне, словно просил защиты в этом неуютном мире. «Чем же я могу помочь тебе, дорогой?» – спросил я у него, но он долго не отставал, все шел следом…
Вот и отстрел оленей на переправах. Дело, конечно, необходимое, но картина забоя, что ни говори, отвратительная. Правильно ли направлять сюда студентов-практикантов? Можно ли сделать так, чтобы избежать напрасной гибели зверей и полностью использовать все, что добыто?
В Кунгудояре во время радиосеанса мне сообщили: «Вам телеграмма от директора лаборатории, срочно возвращаться в Москву. На базу идет наш катер «Гвардеец», выезжайте с ним. Может быть, и вертолет будет завтра». Катер пришел в тот же вечер, и я решил ехать на нем, не ожидая вертолета, чтобы посмотреть саму Пясину.
Ночи стали длиннее, а в темноте плыть по Пясине нельзя. Ночевали, приткнувшись в берег возле устья Якима, а чуть рассвел�