религией Персии в то время был зороастризм. Маги выполняли функции служителей единому богу Ахура Мазда, приносили жертвы, предсказывали будущее. Они носили белые одежды и всегда держали в руках связку прутьев, олицетворяющую их служение. Так что вполне вероятно, что постепенно с магами стали ассоциироваться именно прутья (изображение которых, безусловно, похоже на посохи). Возможно также, что воинов, служащих во имя справедливости, стали соотносить с их вечным спутником – мечом или ятаганом, фермеров, ориентированных на созидание и культивацию, – с чашей2, а простых слуг, торговцев и чернь – с монетой.
На этом, пожалуй, можно было бы закончить наш экскурс в историю мастей: масти из Персии перекочевали в Индию, оттуда – в Египет и, соответственно, в Европу, однако позволим себе сделать еще одно отступление и попробуем понять, нельзя ли, помимо соотнесения мастей с классами общества, наделить их другими глубинными, обусловленными историей их появления и развития характеристиками, которые могут помочь в толковании прорицательного значения карт.
Поэтому вопрос: откуда же взялись карты и масти в самой Персии?
Здесь пора вернуться к китайскому происхождению игральных карт. Предположим, что в результате захватнических войн и монгольских завоеваний карты и карточные игры попали из Китая в Персию. Сразу же можно сделать еще одно предположение: после «районирования», точнее «адаптации китайских семян к персидской почве», а еще точнее – сопоставления китайских денежных мастей с социальным делением персидского общества, появились теперь уже известные нам карточные масти – монеты (соответствующие китайской масти монет, считающейся самой слабой мастью), посохи (связка монет), кубки (мириады3) и мечи (десятки мириад).
В контексте соотнесения мастей и классов персидского общества предлагаем обратить внимание на трактат «О магии» Апулея – римского философа, оратора, адвоката, жившего в начале I в. н.э.
История его жизни интересна нам одним эпизодом: Апулей женился на богатой вдове много старше его, что, конечно, не понравилось родственникам женщины, подавшим на философа в суд с обвинением в ворожбе и привороте. На суде Апулей произнес оправдательную речь, которая дошла до нас как раз в виде названного трактата. Мы, конечно, не будем читать всё – к нашей теме имеет отношение лишь небольшой отрывок из речи: часть, где Апулей ссылается на слова Платона о том, каким образом воспитывается и обучается молодой наследник персидского престола:
«Отрока, едва минет ему дважды семь лет, забирают к себе так называемые царские дядьки, избраны же они персами за то, что в поколении своем почитаются наилучшими, а числом их четверо: мудрейший, и справедливейший, и скромнейший, и храбрейший. Из оных один научает и магии по уставу Зороастра, сына Оромаздова, то есть угождению богам; он же научает и царской науке»4.
Можно предположить,