нежели на живых людей. На их лица стало невозможно смотреть. В ледяном забвении, обессиленные и голодные, они покорно плелись только по известному им маршруту.
Никто не замечал уличных или домашних птиц и животных. На улицах то и дело попадались трупы, застывшие в различных позах: одних почти скрыло под белым покровом, других лишь слегка припорошило. Тела не успевали убирать и хоронить.
По занесённым транспортным артериям, ныне плохо очищаемым, было тяжело передвигаться, особенно пешком – несчастным блокадникам за пайком. Колёса автомобилей тоже нередко увязали в глубоком снегу, точно в болоте. Света не подавался, и имелось чувство, что ночь здесь была вечной. Смерть тут вовсю раззадорилась из-за допускаемого ей грабежа, пропитав своим мерзким запахом каждый сантиметр пространства. Обезумевшая старуха полностью потеряла и контроль над собой, и чувство предела.
– Какой кошмар!.. – прошептал сосед Станислава, белобрысый красноармеец, стараясь не выдать собственной дрожи.
– Как можно было натворить весь этот ужас?! – едва слышно прохрипел Богатырёв. Разумеется, до приезда он морально готовил себя к тому, что предстоит созерцать. Однако никакими средствами не было возможности принять как должное происходившее здесь. Каждого пробирало до костей.
«Нет, немцы обязаны заплатить за всё, что они натворили с нашей страной! Все эти гражданские уж точно не были виноваты в недавних политических игрищах».
ГАЗ-АА выехал на набережную, перед этим обогнав перевёрнутый взрывом на бок трамвай. Рельсы в месте попадания снаряда были разорваны и искажены, уставившись в небо, как рога. В разбитом окне лежал мертвец, положив голову на обнажённую бледную руку, словно он просто спал. На какой-то момент «полуторка» сбавила скорость до минимальной.
Внезапно пехотинцы вздрогнули, когда в знакомом отверстии в брезенте показалось лицо ребёнка с чётко выраженными скулами, стеклянными провалившимися глазами, впавшими щеками и острыми, будто у бесёнка, ушами. Лысая голова оказалась без шапки. На нём также было надето пальто, которое очевидно приходилось ему велико.
«Взял у умирающих родных», – с сожалением подумал ефрейтор.
Мальчишка с трудом держался на каркасе машины, одну руку прижимая к груди, а другой конечностью удерживаясь за ненадёжный материал.
– Дяди солдаты, дяди солдаты, – утробно, не по-человечески прокашлялся незваный гость. – Помогите, дяди, я кушать хочу.
Солдаты испуганно и недоумённо уставились на парня, отвалив от дыры. Лишь наш герой смиренно и понимающе смотрел прямо в очи прозябшему юнцу. Тот, заметив, что хоть кто-то его слушает и не гонит, стал обращаться к Богатырёву.
– Дяди, ради бога, если даже в бога не верите, – даже на малой скорости мальчику давалось с огромным трудом находиться на боку железного транспорта. – Папка мой умер, и мамуля тоже умирать собирается. Дня