красавицей, Катей Вороновой. После у нас завязался красивый роман, прям как в какой-то книге, – Станислав Константинович блаженно улыбнулся, прикрыв глаза. – Восьмого мая сорок первого мне стукнуло восемнадцать. Не хочу гордиться, но школу я закончил на отлично. В техникум меня не сильно тянуло, и я решил посоревноваться с судьбой. Хотел подавать документы в институт на исторический факультет, представляете? Были рекомендации от школы, даже от местных властей!
Но вот жили мы, как все, бедно, и я опасался, что, если я покину родовое гнездо, то моя семья не управится с хозяйством. Однако родители не хотели, чтобы я упустил такую отличную возможность, и отпустили меня в Москву. В столице я вообще очень редко бывал.
С вузом, как вы уже догадались, ничего не вышло: началась война, и я добровольцем отправился на фронт в первых рядах. Как совершеннолетнего, меня приняли с распростёртыми объятиями, – тут ветеран нахмурился. – Всего неделя ушла на так называемую базовую подготовку. Естественно, военному делу научиться быстро я не смог. Потом нас кинули на Украину. На пути к оборонительным рубежам наш эшелон попал под атаку «юнкерсов». Многие мои товарищи, с которыми я успел познакомиться, погибли прямо в горящем поезде или умерли потом от ожогов, – Богатырёв сокрушительно покачал головой. – А «Красная стрела», гордость, чёрт, советской промышленности, раскалённым факелом продолжала свой путь, невзирая на горящих живьём бойцов в её бесчисленных железных отсеках…
– Красноармеец Богатырёв! – яростный крик раздался откуда-то из-за угла. – Богатырёв, твою мать! Быстрее сюда!
В отвратительном угаре ничего невозможно было разобрать. Когда на вагон рухнула первая немецкая бомба, канистры с бензином, расположенные вместе с солдатами в одном вагоне, вспыхнули от роковой случайной искры. Видимо, сержант Рокотов плохо завинтил одну из крышек, и смертельная частичка огня смогла попасть в опасную жидкость.
– Я здесь, товарищ старшина! – Станислав, сев на одно колено, разорвал свою рубашку и обвязал кривую тряпку вокруг носа и рта. Неожиданно снаружи поезда что-то снова взорвалось, и красноармеец рухнул на почерневший от сажи пол.
Пламя заполонило большую часть вагона. Проклятый угарный газ проник в каждую клеточку пространства. Жар, копоть и гадкие запахи царили здесь. Поражённые осколками солдаты на верхних ярусах широких деревянных коек не смогли выбраться и сгорели заживо. Вот почему так мерзко тянуло палёным мясом.
Сзади дохнуло раскалённым. Богатырёв резво оглянулся: хищное пламя немедленно подбиралось к шокированному человеку.
«Надо действовать, как автомат! – исступлённо вылупил глаза Станислав. – Надо действовать автоматически».
Он, было, собрался идти, как вдруг кто-то дёрнул его за руку.
– Тряпку водой смочи, чудина, – стараясь улыбаться сквозь боль, красноармеец Михин протянул своему товарищу