что та наотрез отказывалась отдавать троих своих детей в школу.
– Где это видано в наше время, чтобы детей не учить грамоте, дурья твоя голова? – говорила Тереса. – Они вырастут и не скажут тебе спасибо, и не надейся. Они скажут иначе. «Что это у нас за мамасита такая, если она даже в школу не захотела нас отдавать»? Как же ты им в глаза посмотришь, бесстыжая?
Сэльма делала вид, что внимательно слушает Тересу, но её взгляд был пустым и обращённым внутрь. Монолог Тересы она использовала для того, чтобы хорошенько подумать о своём бродяге-муже, уже седьмой месяц не кажущим носа в поместье. «Пьяница и бездельник, клянусь Пресвятой Девой, – думала Сэльма, сокрушённо покачивая головой с плохо прокрашенными волосами в такт произносимым Тересой словам. – Даже не позвонил ни разу. А когда я ему звоню – врёт всё время, что заботится о нас, а сам, наверное, с очередной шлюхой мутит. Опять угодит в кутузку, и носи потом туда передачи. Нипочём не понесу, и пусть сдохнет там, кобель бесстыжий!»
В этот момент хлопнула и без того вечно приоткрытая боковая дверь, и Хесус, сморщив по привычке подвижное лицо, втолкнул в кухню Майкла.
– Это кто? – выдержав большую паузу, выдохнула Тереса.
– Майкл Уистли, мэм, – ответил за Хесуса Майкл и слабо улыбнулся.
III
Облака пара дыбились вокруг них, затапливал до кончиков волос влажный воздух, гулко отдавались по углам женские возгласы. В большой старой купальне, отделанной кое-где покорябанной, но идеально чистой плиткой, Тереса с двумя служанками отмывала Майкла.
Перед купанием он спокойно позволил девушкам раздеть себя, но ни за что не отдал бутылку с водой. Одна из служанок, разбитная и бойкая на язык Гуаделупе, попыталась вырвать бутылку силой, но Майкл своё сокровище так и не отдал.
– А иди ты, чёрт бродячий, прямиком в ад! – в сердцах воскликнула проигравшая схватку Гуаделупе и тут же осеклась, заметив, что Тереса, хлопотавшая до этого возле большого корыта из-за отсутствия доверия «ко всяким современным штучкам», как она называла душевые кабины, направляется к ним.
– Что, не отдаёт? – скорее утвердительно, чем вопросительно спросила она.
«Сейчас разнесёт меня в клочья», – кивнув, со страхом подумала Гуаделупе. Она-то знала, на что способна Тереса, если её разозлить как следует, ведь не далее как вчера, захваченная врасплох за поеданием чипсов вместо того, чтобы работать, она почувствовала на себе и её тяжёлую руку, и её острый, как бритва, язык.
– Ладно, будем их вместе купать. С бутылкой.
И Тереса весело рассмеялась, а Гуаделупе и вторая служанка, Лусиана, лишь раскрыли рты от удивления.
Они впервые видели Тересу такой весёлой.
IV
Тереса была уже немолода, но благодаря мощному организму и моложавому виду могла дать фору всем обитателям поместья. Высокая, из тех, кого в молодости кличут дылдами, ко второй половине жизни она