чей это дом у меня за спиной, чей нож у меня в руке? И я не без гордости ответил, что в этом доме я живу, а нож мой личный, он складывается и помещается в кармане сатиновых брюк. Такой нож можно всегда носить с собой, с ним ничего не страшно.
– Я выросту большой и куплю себе такой же, – пообещал Сережа, – А, может быть, даже лучше: с отверткой и штопором, как у моего дяди Николая, который в городе живет. У него нож пластмассовый и вот такой большой.
Сережа даже вынул руки из карманов, чтобы показать, какой большой нож. «Совсем такой, как сабля», – подумал я, но ничего ему не ответил.
Потом Сережа показал мне, как бесстрашно он может прыгать с забора в самую гущу крапивы, как ловко он лазает по деревьям, как высоко пускает струю из промежности на сухие доски сарая, и я понял, какого удивительного мальчика я встретил.
– А ещё я умею материться. И надувать белые шары, которые по утрам выкидывают на помойку наши соседи.
– Какие соседи? – не понял я.
– Молодожены. Хочешь, я надую тебе один? У меня где-то в кармане затерялся. Он грязный был, я его в луже вымыл и вот сейчас надуваю.
Я сделал вид, что не расслышал его. Мне почему-то не хотелось, чтобы он это всё сейчас же продемонстрировал.
Позднее я заметил, что Сережа меньше всего заботится о своей внешности. Он был всегда довольно неряшливо одет. Всё лето ходил в каких-то очень больших резиновых сапогах и темной фланелевой кепке, а его рубаха чаще всего была расстегнута до самого пупка и завязана там обыкновенным узлом. В просвете между полами рубахи торчал загорелый Серёжин живот.
Часто Сережа куда-то спешил, от кого-то прятался, кого-то боялся. Уверял, что за ним следит его сестра Зина, у которой кулаки, как булыжники, и если он при ней начнет материться – она ему голову оторвет. А если заметит руку под резинкой, за ухо оттаскает, как следует.
Наша дружба с Серёжей началась незаметно, примерно так же, как начинается взрослая жизнь. Сережа приходил ко мне каждый день по мокрой от росы лужайке и приносил в мою комнату свежий запах луговой травы. В белесой низине за садом после этого ещё долго можно было видеть синеватую полоску его следов. А после того как он увидел и по достоинству оценил мою первую акварель, когда, не морщась, съел небольшой кусочек самой вкусной, на мой взгляд, сухой желтой краски, – я разглядел в нем настоящего друга.
***
На следующий день Сережа был у меня. Какое-то время стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу, а потом подчеркнуто равнодушно пояснял:
– А я в поход собрался. Вот зелёного луку взял в огороде, хлеба и соли. Лето кончается, а я ещё в поход не ходил никуда.
– Куда идти-то у нас? – сонно поинтересовался я. – Лес кругом.
– В рожь, – ответил Сережа уверенно. – Я всегда по ржи путешествую.
– В какую ещё рожь?
– Которая за садом растет, – пояснил он. – Она там такая высокая, что в ней даже можно заблудиться.
– Во ржи? –