гневно. За то, что я его систему порушил.
– Но, может, Дон Саладо, для начала так поступим: вы о том, что видите, нам говорите, однако в поступках будьте умеренны. А мы с вами вместе рассудим, надо ли за меч браться.
Вновь рыцарь голову понурил. Кивнул.
– Что ж, пусть так и будет. Но не могу я молчать, ежели чую беду…
И тут задумался я. Людоедов с великанами вспомнил – и тех, что на горке, и тех, что на постоялом дворе.
– Говорил я уже, что звенит у меня в ушах. И не было бы в том особой беды, если бы не примета верная. Где-то рядом совсем обретается чудище жуткое, именуемое василиск.
– Простите? – растерялся лисенсиат. – Василиск? Это который basiliscum? Со змеиным хвостом и петушиной головой?
– Да! – костлявый палец взлетел вверх, к горячему солнцу. – Чудище, что над всеми гадами повелевает. Монстр, убивающий взглядом своим и дыханием своим. Адский выползень!..
Скривился сеньор Рохас, а мне не по себе стало. Ну, путается мой дядька в словах, морисков людоедами кличет…
Но ведь не в словах дело!
А если и вправду какая-то дрянь рядом обретается?
И снова меч тот, со щербинкой, перед глазами встал!
– Увы, не взял я с собою зеркало, – вздохнул рыцарь. – А ведь зеркало – лучший способ поразить чудище, ибо мечом рубить его несподручно, так как в случае этом есть опасность глазами с ним встретиться. А сие, как ведомо – верная смерть!
А я уже думаю-гадаю, как рыцаревы слова на кастильский перевести. По дороге селенье скоро быть должно. Не там ли чудище это? Может, мой идальго местного альгвазила почуял?[32] Знаю я этих василисков!
А, может, и того хуже?
В общем, не понравилось мне это, страх, как не понравилось. И только мы селенье это увидели – сразу, как с холма спустились, – я тут же дагу поудобнее пристроил. Мало ли? Да и рыцарь мой подобрался весь, копье у меня забрать попытался.
Ну, копье я ему не отдал, однако твердо решил, что лишней минуты в том селении не задержусь. Вот лишь напоим наших одров, которые с копытами.
Только лисенсиат носиком своим недовольно дергает, вроде как возмущается. Да какой с него спрос, с ученого? Жизнь, она – не такая, как в книжках!
Колодец на самой околице оказался, у перекрестка. Направо поедешь – не знаю куда попадешь, налево – в горку упрешься, а нам туда не надо. Прямо нам, к Арасене, откуда дорога к Севилье ведет, не сворачивает. Да только без скотины далеко не уедешь, а скотина пить просит. Мой Куло даже орать начал, громко так, противно.
А у колодца – народ. Всякий – и поселяне, и жены ихние, и вообще непонятно кто. Значит, ждать надо.
А Дон Саладо с конька своего даже слазить не стал. Сидит, ноги худые, длинные, пятками пыль цепляют, рука, которая не сухая, за гарду держится.
Фу ты! Я уж себя и так успокаиваю, и этак, да на душе все муторнее и муторнее. Словно и я того василиска клятого чую.
Лисенсиату, понятное дело, хоть бы хны.
Слава Деве Святой, дошла до нас очередь. Кинул я вниз ведро, ворот покрутил, плеснул воды в корыто деревянное, а сеньор Рохас уже и мула подвел. Куло мой, как воду