вот это интересно, – доктор Томсон все сильнее и сильнее себя взвинчивал. – А вы, если вам это не интересно, можете отправляться в деревню Яблоницы Волосовского района и щупать старушек.
Он угадал наполовину, старушек мне хватило и в Питере.
Нынешняя наука не по мне, не та эпоха.
Если бы мне выдали астролябию с чучелом замученного крокодила, да поселили в кирпичной башенке, то там я, укутанный в мантию звездочета и его же колпак, открыл бы, наверное, планету Хирон, ошибившись по средневековому невежеству в букве. А без колпака – извините.
Горнило
Люди делятся на деликатных и не деликатных.
Деликатным жить трудно, остальным – легко.
Помню, был у меня больной, которому, хоть он и больной был, было легко, а мне, здоровому, с ним было плохо. Потому что я ставил ему банки.
Я был студент и подрабатывал медбратом. А эта туша отдыхала ничком, на рыболовецком пузе: румяная, многосочная, с легким бронхитом. Я ставил банки, а туша хакала-крякала: «Эх! Эх!» Потом с удовольствием испортила воздух, сама того не заметив. Вернее, не придав значения. И снова закрякала.
Скольких проблем не стало бы, если б так уметь.
У меня есть приятель, очень робкий и тревожный на людях. В студенческие годы у него тоже случился похожий Урок Мужества – правда, чуть иного рода. В колхозе.
Один студент сгонял на выходные в город и вернулся с банкой ветчины.
Выставил людям, те быстренько сомкнулись в круг, а мой приятель остался за его пределами. И там подскакивал, за магическою чертою, заглядывая через плечо.
Наконец, умирая от неудобства, осведомился у хозяина ветчины, под дружные звуки большой коллективной ротоглотки:
– А можно мне взять один кусочек?
Один едок, сидевший ближе других не сдержался. Его мой приятель уже достал своими аристократическими вывертами.
– Чтоооо?!… Кусочек?!… Сожри всё!… и еще пизды ему дай!…
Унтер-антидепрессант
Сколько я перевел всякой всячины про депрессию и как ее лечить – уму непостижимо.
И вот блиц-сеанс из жизни.
Есть одна воинская часть, под Питером, и прибыло в нее пополнение. Молоко там, не молоко – черт его разберет, что у них; короче, не обсохло еще. Ходят ошалелые, форма мешком болтается. Вчера писали диктанты, а сегодня уже служат.
И вкалывают с ночи до ночи: копают, носят, перетаскивают, складируют.
Через несколько дней на утренней поверке одного недосчитались: нету.
Старшина, или кто там распоряжается, пошел искать.
Завернул в сортир, начал проверять кабинки. Заглядывает в одну и видит: нашелся боец. Сидит, заливается слезами и пилит себе вены.
– Ты чего это? Ты что тут делаешь?
Солдат, всхлипывая:
– Я… я… никому, никому здесь не нужен…
Старшина изумился так, что на минуту лишился речи. Он совершенно искренне поразился и даже обрадованно всплеснул