за шиворот (я не вру), поволок к себе.
Потом, уже насобачившись в поликлиниках-больницах, я этому профессору не то тетку его лечил, не то бабку. Так он мне бутылку подарил, которую не жалко. У него их, понятно, много было, как у любого профессора.
Профессор Козьмин-Соколов
Раз уж я снова взялся рассказывать про учителей, не грех припомнить приятных. Были же такие? Были.
Натаскивал нас один профессор-микробиолог по фамилии Козьмин-Соколов. Настоящий профессор, давней выделки. Пожилой, крепкий, с огоньком; чепчик какой-то нелепый, словно из задницы вынутый, но это не в ругательном смысле. Очки. Брови сведены, лицо серьезное и чуточку удивленное.
Он хорошо знал цену нам и нашей учебе. Никогда не упускал случая сделать какую-нибудь ремарку:
– Та-ак. Прекрасно. – Поднимает палец, поворачивается ко всем: – Смирнов – опытный дежурный…
Таким тоном, будто ему это и в голову не приходило. А я молча разношу гнилостные пробирки: знаю, куда ставить, потому что второй раз уже.
Но главное – главными были его ботинки-долгожители. Мой приятель даже рот себе зажимал обеими руками. Глаза, казалось, вывалятся от натуги, а поймать нечем.
Это были сверхботинки, им не хватало только веревочки, перевязать. Описывать их незачем. Каждый и без меня хорошо знаком с этим шаблонным образом. Знаете, на удочке такой ботинок достают из пруда, вместо рыбы? Ну вот. Такой же.
В них-то профессор и расхаживал меж столами, шлепая ботинками.
Уже ползанятия прошло, я сижу, отдыхаю. Вдруг он резко останавливается, замирает на полуслове, оборачивается ко мне. С тревогой:
– Как вы себя чувствуете?
Я вжался в сиденье, потому что сидел с подбитым глазом и радовался, что никто меня за это не трогает.
Эмблема печали
Интересный случай, который я сунул в один старый рассказ, но его мало, кто читал.
Случай и без рассказа славный.
Принимает специальный доктор человека. У того вдруг ни с того, ни с сего началась белая горячка и расстроила все его планы. И этот человек, вместо того, чтобы ловить классических и давно надоевших чертей, просит бумагу и ручку. Начинает рисовать, но поминутно прерывается, перегибается через стул и с кем-то сумбурно беседует. В командной манере.
– А с кем же вы разговариваете?
– А с товарищем моим, Васей (Борей, Петей, Колей). Он превратился в жучка, залез мне в жопу и не выходит, подает оттуда сигналы.
– Теперь все понятно. Так. А это что? – Доктор тычет в рисунок. На рисунке – пышная, вполне толково изображенная роза.
– А это я сам.
Folie a deux
В психиатрии считается, что бывает такая штука: folie a deux, как они пишут для непонятности. Но я-то люблю разглашать врачебные тайны: читайте – «безумие на двоих».
То есть вот это что: если жена рехнулась, то и супруг не отстает. Обратное тоже верно. И в итоге доктор не знает, кто начал первым.
Но я, на заре моей практики, открыл, что поделиться