То есть… Были мужем бывшей покойной жены?
– Нет, вы неправильно поняли. Я не муж, я врач. Я лечил вашу жену. То есть бывшую жену.
– Врач?
– Ну да. А что вас так удивляет?
– Да нет, ничего… А только… Вы ей кем приходились-то?
– Я ж говорю – врачом.
– И все?
– И все.
– Тогда вообще ничего не понимаю. А Мара. Она тоже у вас? То есть… Я хотел спросить – как это?..
– Приезжайте, Николай Петрович, на месте будем разбираться, кто есть кто. Видимо, у вас это семейное – уж больно любите вопросы задавать, причем не к месту и не ко времени.
– В смысле?
– Да какой тут может быть смысл?.. Экий же вы дотошный, Николай Петрович. Приезжайте, я все объясню на месте.
Через час Николай Петрович переступил порог его квартиры, настороженно глядя исподлобья и протягивая ладонь:
– Будем знакомы, выходит?
Ладонь у Николая Петровича оказалась плоской, холодной и шершавой, как наждачная бумага. Леониду Максимовичу сразу вспомнился рассказ Марсель про ее бабку, как та называла нелюбимого зятя – «проклятьем заклейменный». Да, не отказать было той бабке в наблюдательности. Было, было что-то в облике Николая Петровича истинно пролетарское, готовое в любую секунду склониться к земле и нащупать булыжник, чтобы запустить его в голову любому представителю «мира насилья». Тлела в настороженных глазах искорка классовой ненависти к буржуям и всякого рода подозрительной интеллигенции, которую на данный момент представлял гостеприимно улыбающийся Леонид Максимович.
– Проходите на кухню, Николай Петрович, я пельмени сварил. Руки можно в ванной помыть.
Когда уселись за стол и выпили по рюмке водки, не чокаясь, и закусили первым пельменем, Леонид Максимович проговорил со всей решительностью:
– Хорошо, что Марсель пока не пришла, успеем обсудить дела наши скорбные.
– А где она? Марсель-то?
– Так по скорбным делам и бегает.
– Не, а чего со мной обсуждать-то? Вот он я, приехал, с работы кое-как отпросился, отпуск без сохранения зарплаты пришлось оформить. Тоже, знаете ли, проблема. Нынче никто в чужие проблемы вникать не хочет, если стоит у тебя смена по графику, морду всмятку разбей, но выйди и отпаши, как положено. А я вот он, приехал. И с похоронами помогу, конечно. И денег тоже привез. Немного, но сколько собрал. Мы люди скромные, счетов в банках и домов с «Мерседесами» не имеем.
– Ну, это понятно. И на том спасибо. Только я не о деньгах поговорить хотел, хотя и о них тоже. Куда ж без них? Я о вашей дочери хотел поговорить.
– А что такое? Вроде все с ней раньше в порядке было. Правда, я ее давно не видел, уж и забыл, как она выглядит, не узнаю, поди, как увижу. Но не моя вина.
– Да вас никто и не обвиняет, Николай Петрович. Тем более что с вашей дочерью действительно все в порядке, если не считать того, что без матери осталась. А ведь ей всего восемнадцать лет. Причем, как мне показалось, и в свои восемнадцать она сущий ребенок. Вон, даже домой боится идти, потому что там никого нет. А мать умерла.
– Ну,