работа?
Виктор прокашлялся и решительно посмотрел Ивахнюку в глаза.
– Григорий Степанович, я женюсь на Вере.
Гришка так и опешил.
– Так твоя работа или нет? – продолжал он допытываться, лишь бы что-нибудь говорить и ненароком не выдать своего облегчения.
– Это неважно. – Виктор глядел уверенно и жёстко. – Я женюсь на Вере Григорьевне. Если она не будет против.
Глядя исподлобья на будущего зятя, Ивахнюк сказал:
– Не будет.
8.
Началась подготовка к свадьбе.
Притихшая Веруня покорно следила за этой суетой. Её по-прежнему донимали утренние приступы тошноты, после которых она чувствовала себя опустошённой. Подолгу разглядывала себя в зеркало, и то, что она там видела, вызывало бессильные слёзы. Она похудела и побледнела, под глазами залегли тени, а черты некогда свежего и полного жизни лица заострились. Поэтому, когда в первый раз на правах жениха в дом пришёл Виктор, Верка отказалась к нему выйти. Кроме того, это было унизительно: ведь теперь он мог торжествовать над той, которая над ним всегда смеялась!
– Веруня, надо выйти! Нехорошо это! – уговаривала мать.
Но Верка продолжала молча сидеть у окна, кутаясь в цветастый павлопосадский платок, подаренный отцом на шестнадцатилетие.
Полчаса её никто не беспокоил, и она расслабилась. Краем уха она слышала застольные разговоры, которые вдруг стихли, и на лестнице послышались шаги. «Уходит», – с облегчением вздохнула Верка, но тут раздался негромкий стук в дверь.
– Ну, что ещё? – простонала она.
Дверь тихонько открылась, и в комнату вошёл Виктор.
– Можно войти?
Верка выпрямилась на стуле и резко обернулась. Невозможно было понять, что выражают его глаза. Она приготовилась увидеть в них торжество, удовлетворённое тщеславие, отомщённую обиду – всё что угодно, только не то, что увидела.
– Так я войду, Вера Григорьевна?
– Вошёл уже, – грубо отозвалась она, но вышло отчего-то жалко.
Никто из её ухажёров не смотрел на неё так, как он, и эта непонятность не давала ей покоя. Обычно парни, да и мужики в летах, облапывали её сальными глазками, облизывались, как коты на сметану. Некоторые при этом ещё оглаживали усы и многозначительно крякали, подмигивая. Бывало, что, умученные её дерзостью и капризами, глядели зло, сыпали искры и разъярённо скалились. А иные, которых она для себя помечала как слабаков, глядели жалобно и заискивающе.
Но вот так – никто. Что это было? Виктор смотрел только в глаза, что само по себе было непривычно, да ещё и сверху вниз, как старшой на напроказившую девчонку, и – может, показалось? – слегка улыбался одними глазами.
– Ну, чего стоишь? Садись уж, раз пришёл, – она кивнула подбородком на стул перед туалетным столиком. Виктор молча, не отрывая глаз от её лица, одной рукой развернул к себе стул и сел, сцепив на коленях руки. Помолчав, спросил:
– Вера Григорьевна,