Они часто и подолгу пропадали в железнодорожных мастерских, а вечерами Алексей со старшим сыном оживлённо обсуждали разные детали и узлы механизмов и наперебой чертили что-то в тетрадях. Дуся смотрела на них с насмешливой нежностью – «механики мои!» – и переводила взгляд на Ваню. Глаза её при этом подёргивались грустью и тревогой. Ваня был не то чтобы замкнутым, но каким-то…другим. Чутким материнским сердцем она знала, что у мальчика золотое сердце и он очень привязан к ней, к Борьке, к отцу и Кате. И в то же время понимала, что он живёт в себе – в каком-то своём отдельном мире, где нет места никому из них… Иногда подрастающая Катя подступала к нему с вопросами о том, что он читает, и он мог часами рассказывать ей о жизни древних царей, о раскопках и находках, о странах и обычаях. При этом лицо его светлело, глаза разгорались, и он открывался, словно цветок утреннему солнцу. Дуся любила наблюдать за ним в эти минуты. Она радовалась, глядя на то, как преображается её мальчик, и слушала его рассказы с не меньшим восторгом, чем пятилетняя дочь. И если Борька был для неё как бы частью её самой, то Ваня казался ей диковинным птенцом райской птицы, высиженным ею, обычной домашней уткой…
11.
Всю зиму Матвеевы были единственными, кроме сторожа, обитателями Посёлка. Их дом, стоявший на взгорке, смотрелся во мраке долгих зимних ночей маяком на утёсе, окружённым, как остовами разбитых и покинутых кораблей, домами без крыш и с пустыми глазницами окон. Между построек возвышались причудливые сугробы снега, накрывшего груды строительных материалов и отвалов грунта.
Сторожка находилась на самом въезде, ближе к станции. Это был обычный строительный вагончик-бытовка, оборудованный железной печкой. В нём безвыездно жил нанятый кооперативом сторож Михалыч, прежде обитавший бобылём у пожилой вдовой казачки в станице и подрабатывающий плотником. Ему как члену бригады строителей тоже обещали участок, но поскольку он был бессемейным, то строительство полагалось целиком за его счёт. Михалыч отнёсся к этому вполне равнодушно и собирался по весне ставить на своём участке мазанку из самана.
Обходя территорию, он на обратном пути частенько заворачивал к Матвеевым на огонёк. Когда он шумно обтряхивался на крыльце от снега, покрикивая на свою собаку Белку, Танюшка принималась радостно скакать и хлопать в ладоши:
– Михалыч пришёл! Мама, Михалыч!..
Дуся придвигала к середине плиты ворчащий эмалированный чайник и доставала из буфета «мыхалычеву» чашку – самую большую в её хозяйстве. Сторож – высокий и сутулый прокуренный жилистый мужик с большими рабочими руками – входил и с минуту стоял у порога, привыкая к свету.
– Здорово, хозяйка, Алексей Петрович! Здорово, хлопцы. – Подхватывал скачущую девочку, к которой питал неожиданную для самого себя слабость, и подкидывал её к потолку. – Аааа, попааалась, егоза!.. Хозяйка, можно, моя Белка в хате подождёт? На дворе дюже холодно…
– Да пускай уж, – делано ворчливым голосом соглашалась Дуся. – Садись сам-то обогрейся, выпей чаю.
Мальчики