Он грубиян и ты эзель![29] Врешь! А-а! Так ты хвалить? У него табачная голова и полный карман мошенничества: он севастопольский воловий парк обокрал! Ты, Карл, ты, Карлуша, можешь надувать русских; а для нас – слушай, брат, вот тебе кулак, а вот и другой, – он овечья голова, шафскопф[30], и больше ничего! Молчать! Ну!»
Зрители этого петушьего боя наконец разняли спорщиков, уложили каждого порознь в его зеленый, с клеенчатым верхом, немецкий фургон и погнали кучеров. Но, взъерошенные и красные, как после бани, бюргеры Швабер и Вебер, едучи рядом за воротами, еще долго ругались из фургонов и где-то даже будто бы опять на дороге выходили на траву, спорили и ругались, и даже хватали друг друга за виски. Так говорила молва.
Уехали все, остались одни: хозяин и студент.
– Погодите, оставьте вашу фуражку, – сказал Панчуковский.
– Владимир Алексеич, надо ехать. Ведь я верхом, а до нашей усадьбы двадцать верст будет.
– Да разве завтра у вас уроки? Кажется, завтра праздник!
– Но ведь я вам сказал, что мы после обеда едем в город…
– Ах, извините, точно: сейчас я вам дам деньги; только остались бы вы у меня переночевать, а утром и доедете…
– Нельзя, право, нельзя: хозяин наш – человек строгий, из донских; вы их знаете?
– Как не знать! Скажите, однако, это он, что ли, гувернантку свою, московскую институтку, поколотил, и она пешком ушла к ногайцам лет пять назад?
– Кажется… Может быть… я, право, не знаю!..
– О, еще скрываете! Он с кнутом гнался за нею с мезонина в сад и расшвырял по полю все ее книги и вещи; говорят, не сдалась на его искания! Ну, да не в том дело; пойдемте в кабинет.
Они пошли.
– Извините, ваше имя и отчество?
– Михайлов, Иван Аполлоныч, – ответил, поклонясь, хорошенький студент.
– Ну-с, Иван Аполлоныч, я вам триста рублей дам, а вы мне сослужите службу!
Михайлов поклонился.
– Я бы вам сам дал денег; и вот они, – недалеко за ними ходить! Но вот в чем дело: вы слышали сегодня о священнике, отце Павладии? У него есть воспитанница, понимаете, друг мой? У меня на нее есть виды, поняли?
Студент покраснел.
– Ну-с, вы к нему, под предлогом займа денег, и поезжайте; он падок к хорошим процентам и даст.
– Но он меня не знает.
– Я напишу поручательство.
– Отчего же вам самим к нему не съездить насчет этой-то его девочки, если уже вы…
Студент не договорил и опять покраснел.
– Нельзя, я уже имел с ним ссору за одну девочку, а на людей моих плоха надежда. Они мне помогут после. А тут нужно только узнать, что у него за приемыш этот и стоит ли она внимания? Вы как-нибудь устройте так, чтобы ее увидеть; если нужно, то и заночуйте; да уж лучше всего поезжайте сейчас. Дело денежное, само себя оправдывает.
– А далеко это?
– Да верст семь будет, девять, не больше.
Студент посмотрел на часы.
– Теперь уже девятый час, не поздно ли будет?
– Чтоб ехать сейчас?