(хотя и не это было самым главным), он был чернокожим. Она не была какого-то особого мнения о черных, не в том дело. Суть была в том, что она изо всех сил старалась горделиво изобразить, что она не такая. Немного времени потребовалось, чтобы стало трудно выставлять эту возню естественной. Она приложила еще больше старания. И тут уже поняла: если и ввязалась в сражение с естеством, то проигрывает его. Все силы уходили на старание вести себя непринужденно. Тут того и гляди кинешься в погоню за собственным хвостом и будешь так колесом крутиться еще долго после того, как солнце сядет.
Так что, трудно было сдвинуться с места в карьер и заорать на него. Он мог бы подумать, что она воображает, будто она лучше него, хотя на самом-то деле это больше касалось ее мальчика да еще ее налоговых долларов, из которых платится учительская зарплата. Любого преподавателя зарплата, то есть.
Так вот, учитель поднял на нее взгляд, а она никак не могла ничего сказать. Ничего. Стопроцентная представительница породы бессловесных. И притом, по большей части, вовсе не из-за какого-то расового вопроса, скорее оттого, что ей еще никогда не доводилось видеть человека всего с половиной лица. Тут такое дело, что требуется время к такому приспособиться. И она понимала: если это займет у нее хотя бы на минуту дольше, он заметит, что она обратила внимание на его злополучные рубцы, а это было бы просто откровенной грубостью. По пути в школу вся сцена прошла в ее сознании как по маслу, в ней она была сердита, за словом в карман не лезла и вообще всем была хороша.
Арлин прошла через класс к учительскому столу, ощущая себя маленькой, как лет двадцать пять назад, когда эти парты-столы была слишком велики для нее. А учитель все ожидал, когда что-либо прозвучит.
– Что такое «заплати другому»?
– Простите?
– Выражение это. «Заплати другому». Что оно значит?
– Я сдаюсь. И что оно значит? – Казалось, у него появилось слабенькое любопытство, она слегка забавляла его, а в результате он на мили вознесся над нею, внушая ей чувство неловкости и невежества. Он был большой человек, и не только телом, хотя и им тоже.
– Это вам полагалось бы мне рассказать.
– С превеликим удовольствием, мадам, если бы знал. Если не возражаете, позвольте поинтересоваться, кто вы?
– Ой, я забыла назваться? Извините. Арлин Маккинни. – Она протянула руку, и учитель пожал ее. Стараясь не заглядывать ему в лицо, она заметила, что левая рука у него изуродована, выглядела как-то поменьше и посуше, отчего Арлин на секунду пробила дрожь. – Мой сын учится у вас по обществоведению. Тревор.
Что-то изменилось в лице учителя, словно ему припомнилось нечто приятное, и это, как-то связанное с ее мальчиком, больше расположило ее к этому человеку.
– Тревор, да. Тревор мне нравится. Он мне особенно нравится. Очень честный и прямой.
Арлин попробовала издать ехидный смешок, но получился какой-то всхрап, хрюканье какое-то, она почувствовала, как покраснела.
– Да-а, он весь из себя такой, правильно. Только вы так говорите, будто это добродетель.
– Так и есть, по-моему. Теперь,