Я категорически не хотела бы иметь ничего общего с подобными людьми.
– Вы бы стояли в стороне и позволили бы им победить? Я толстокожий, миссис Кингсли, иначе нигде не пробьешься, ни здесь, ни в Нью-Йорке. Но я не забываю подобных выходок. – Он стучит пальцем по виску. – Однажды Коццолино придется пожалеть о том, что он говорил со мной таким тоном. Или, может, вы думаете, что он прав? И что в высшем обществе нет места для таких arriviste[9], как я?
– Нет, – отвечает Клэр, дрожащим от волнения голосом. – Я вовсе так не думаю.
– В таких маленьких местечках, как Джоя, политика делается именно так, миссис Кингсли. Все зависит от того, с кем ты знаком и кому ты платишь. Представьте, что в один прекрасный день я стану членом городского совета! Тогда я действительно смогу здесь что-то изменить. Но это произойдет лишь в том случае, если я сделаюсь одним из них, по крайней мере внешне. Это долгий процесс и, возможно, довольно неприятный, но таковы правила игры.
– Разве демократия – это игра? – говорит Клэр.
– Не я создавал этот мир, – пожимает плечами Леандро. – Политика всегда была грязным делом.
– Тогда, мне кажется, лучше оставаться в стороне.
– Но, миссис Кингсли, это не решение! В вашей стране женщины теперь могут голосовать, не так ли? Не говорите мне, что вы не воспользуетесь этим правом.
– Когда мне исполнится тридцать, я получу право голоса. Но я совершенно не в курсе, за кого мне голосовать. Думаю, в этом вопросе я буду полагаться на мнение Бойда. Политика никогда меня не интересовала. Лучше я оставлю это тем, кто в ней разбирается, – говорит она.
Леандро хмыкает. Некоторое время он молча шагает, сцепив за спиной руки и разглядывая свои модные ботинки.
– Для вас политика – это газетные статьи. Решения принимаются где-то далеко и никак не влияют на вашу жизнь. Не так уж сложно их игнорировать. Здесь же, в Апулии, политика – это то, что делается на вашем пороге; это то, что происходит с вами, интересуетесь вы этим или нет. Политика может вынуть кусок у вас изо рта, довести вашу семью до нищеты. Она может отнять у вас возможность работать и отправить вас в тюрьму. Ее невозможно игнорировать или не интересоваться ею.
Почувствовав в его словах упрек, Клэр не находится с ответом; повисает неловкое молчание.
– Я надеюсь, вы станете мэром, – говорит Пип, и Клэр ему благодарна. – И тогда этот человек не осмелится грубить вам.
Леандро усмехается.
– Забавно будет наблюдать, как он станет учиться вежливому обхождению. – Он одаривает Пипа своей хищной улыбкой.
И тут они замечают какое-то волнение впереди на Пьяцца Плебишито, прямо перед ними. На краю площади, к которой они подходят, неплотным кольцом стоят люди, остановившиеся поглазеть; они переминаются с ноги на ногу, тревожно, неуверенно. Одетые в черное, как крестьяне, это могут быть те же бесцельно слонявшиеся горожане, которых Клэр приметила раньше; один или двое выкрикивают что-то на местном наречии, но мужчины, на которых все смотрят, не обращают на это внимания. Трое из них,