пригороде мегаполиса, и здания здесь всего лишь пятидесятиэтажные, в то время как деловой центр состоял из стапядидесяти-этажных домов. Обстановка у меня была самая обыкновенная, я ее не выбирал, от себя я повесил только репродукцию, напоминавшую мне картину, запомнившуюся с юности: горы, водная глядь, замок. Я приходил, болтал с моими роботами, ужинал, спал без сновидений, и утром снова приступал к обязанностям юного мальчика-привратника.
Примерно через год, 25 мая 2058 года случилось непредвиденное событие – странная встреча. Я узнал в одном из посетителей, желающих омолодиться, друга моей юности Диму Кончеева – определил его по данным в электронном формуляре, внешне он оказался неузнаваем. Он был словно древнее высохшее дерево с трясущимися ветками, совсем как я недавно – весь в старческих пятнах и перхоти.
– Здравствуйте, Дмитрий Дмитриевич, – сказал я с заколотившимся сердцем, и назвал себя. – А ведь мы когда-то с вами были знакомы.
Он сначала долго не понимал, кто я, а потом, сообразив, что к чему, слабо улыбнулся:
– Вы его сын, внук? А, может быть, правнук?
– Дима, это я! Собственной персоной, – уверил я.
Его желание пройти процедуру омоложения только укрепилось. Мы договорились встретиться, когда он снова станет похож на человека. Точнее, я ему предложил сделать это, но в тот момент не был уверен, что он понял меня.
Впервые я его увидел осенью одна тысяча девятьсот восемьдесят какого-то года, в кафе студенческого университетского общежития, и, помнится, подумал: «Д-а-с!». Ну и бандит. По крайней мере, хулиган. А увидел я высоченного парня со сосредоточенным лицом, стремительно шагавшего куда-то на длинных своих ногах, широкими шагами. Однажды где-то как-то мы с ним познакомились. Момента знакомства я не запомнил. Но вскоре мы уже вышагивали вместе по осенним улицам и разговаривали. Он шагал, а я семенил рядом. Оказалось, что он не так уж безумно высок, просто очень строен. Ну, всего-то на голову меня выше. Пигмеем рядом с ним я себя тогда не чувствовал, а зря.
Мы уже были тогда не дети, особенно я. Мне было двадцать четыре года. Он, двадцатилетний, почитал меня за человека взрослого и умудренного. На самом деле ему просто нравилось отражаться в моей «патине». В этом желтоватом стекле с добавлением ядовитого свинца. В этих пятнах, разводах и трещинках. В этой потускневшей амальгаме, через которую просвечивало все, что далее…
И вот ему придали облик того самого двадцатилетнего молодого человека, с коим я когда-то познакомился. Через месяц я приехал к нему. Он сделал вид, что обрадовался мне, но потом долго изучал сетевые архивы, чтобы удостовериться, что я – это я и мы действительно знакомы. Мы долго разговаривали, вспоминали – все-таки не виделись уже лет сорок, никак не меньше. Сначала он не рассказывал о том, чем занимается, лишь отшучивался. А мне было не до шуток. Я признался ему:
– Чувствую себя не в своей