и газеты, создавая его новый образ – образ демократа.
В 1987 году ворота одной из колоний Нижнего Тагила распахнулись, выпустив на свободу еще одного сторонника новой жизни. Толпа поклонников горячо приветствовала Старикова.
Еще спустя пять лет неожиданно для всех Стариков занял пост вице-президента чекового инвестиционного фонда, а еще спустя два года – оказался в кресле президента совместной российско-австрийской фирмы «Кондор».
Эти строки биографии для Фомина не представляли пока интереса, поэтому все написанное он пробежал мельком. Привлекла его внимание лишь одна, но существенная деталь: полгода назад для президента фирмы «Кондор» была приобретена новая машина «Вольво» красного цвета, а водителем стал некто Николай Рожнев, недавно освободившийся из мест лишения свободы. Причем сидел он в той же самой колонии, что и Стариков, одновременно с ним.
Старикову, правда, повезло больше, и он освободился на пять лет раньше, а Рожнев отбыл свой срок за разбой от звонка до звонка. Негласные осведомители сообщили, что Стариков сошелся с Рожневым, поддерживал с ним приятельские отношения. Выйдя на свободу, Стариков пытался помочь и Рожневу по досрочному освобождению, но это не удалось.
И еще. Если верить негласной проверке, то получается, что именно у Рожнева нет алиби: в момент убийства начальника УгРо Лаврентьева машина отсутствовала в гараже, не было ее и на стоянке у офиса, хотя сам Стариков в это время принимал гостей и был на месте.
– Так убил он или не убил – вот в чем вопрос, – произнес вслух Фомин.
– Тихо сам с собою ты ведешь беседу?
Это в кабинет вошел полковник Чайковский.
– Да, вот гадаю, на том ли мы пути.
– Ну и как? Есть результат? А, может, погадаешь еще и на кофейной гуще?
– Настроение, вижу, у тебя на подъеме. Отчего бы это, а?
– Только что разговаривал с Алексеевым. Он высказался в том смысле, что начинает несколько проясняться ситуация с убийством Лаврентьева.
– Ну, это он преувеличивает, – выразил сомнение Фомин, – мы еще где-то в самом-самом начале…
Чайковский возразил:
– Согласись, кое-что нам удалось: несколько дней назад мы вообще шли по ложному пути и, кроме Маврина, у нас не было ничего.
– Как ты думаешь, – Фомина волновало свое, – если Рожнев убил начальника УгРо, то какой мотив самый вероятный? Месть?
– Ну, если каждый уголовник будет всякий раз убивать по полковнику… – Чайковский задумался, – нет, только не месть.
– Тогда что? Ведь пути Лаврентьева и Рожнева никогда не пересекались. Более того, даже не соприкасались. Я проверил.
– Задачка, конечно. В этом суть проблемы.
– Может, бытовуха?
– Ну и загнул же ты!
– Но почему «загнул»? Почему бы не проверить и такую версию (кстати, мы ее вообще не касались), как убийство на почве ревности.
– Вон куда тебя понесло.
– А почему бы