процесс, сколько разоблачение всех конкретных клеветнических измышлений. Эти наветы, эти устоявшиеся клише скрывают от нас нечто очень значительное – то, чем на самом деле может быть наполнена вторая половина человеческой жизни. Карикатурный облик СТРАШИЛИЩА мешает нам увидеть, что старость – это главная половина жизни…
(Старец:) – Сам я только посмеиваюсь над глупостями, которые слышу о том, каким я должен быть несчастным из-за навалившегося на меня груза лет. Но жалко тех сверстников (или близко к тому), на кого действует такое внушение. Обидно за тех молодых, кто смотрит на нас, старших, жалостливо или пренебрежительно, избегая задумываться о предстоящем им старении.
Обновлённый взгляд
Старость самая неожиданная вещь на свете, потому что стариком вдруг оказывается юноша и видит, как на него обрушивается все то, над чем он смеялся, и что, по его мнению, никогда не должно было его коснуться.
Считать старость половиной жизни – это может вызвать очередной прилив страха. Старость – это ведь огрызок жизни, всего лишь её довесок, о какой половине может идти речь?..
Вот тут нам уже необходимо обновить взгляд на старость. Слишком часто мы слышали, что старость – это жизненный спад, спуск после достигнутой возрастной кульминации («акме» называли это период расцвета древние греки). Мне этот образ возрастного спада представляется укоренившимся заблуждением. Весь наш возраст – подъём к невидимой вершине, и старость – это особенно крутое восхождение. Прекрасно сказала датская писательница Карен Михаэлис (1872—1950):
«Старость – это гора, на которую приходится совершать восхождение, пик, с которого открывается весь горизонт жизни… однако при условии не быть ослеплённым по дороге снежными заносами».
Нет ничего зазорного в том, чтобы заранее приглядеться к участкам нашего альпинистского маршрута. Вернее, наоборот – зазорно было бы этого НЕ сделать, если хочешь взобраться повыше и не быть ослеплённым по дороге.
(Старец:) – Оставаться внимательным и зорким, даже если подводит физическое зрение, – это, наверное, самое главное.
О двух половинах жизни
Вот и прожили мы больше половины,
Как сказал мне старый раб перед таверной…
Позже мы присмотримся внимательнее к структуре человеческого возраста, а пока снова обратим внимание на древнегреческое «акме». С античных времён представление об этом периоде человеческого расцвета немного расширилось и сейчас охватывает возраст примерно от тридцати до пятидесяти лет.
Столетних людей и сейчас на Земле немало, а со временем будет ещё больше. Поэтому будем условно считать, что «человеческий век» – это и есть век, то есть сто лет. И вот как раз на середине этого века вроде бы заканчивается подъём, то есть завершается «акме», а значит и начинается иная, вторая половина жизни. Её-то и приговорили