за чинной пригородной жизнью – матери толкали коляски, старушки подметали дорожки перед домом. Через полчаса из дома, за которым мы должны были следить, вышла женщина. В ней не было ничего от блудницы Иезавели, – наоборот, она выглядела, если можно так выразиться, замечательно обыкновенной. Лет тридцати, с короткими каштановыми волосами, в неприметном плаще. В руке она держала обычную сумку, с какими ходят в магазин. Казалось, она собирается по хозяйственным делам, а вовсе не к любовнику на тайную встречу. Она поздоровалась с другой женщиной, выгуливающей лабрадора, а потом села в «хиллмен-имп», припаркованный у бордюра, и уехала. Я не стала будить Чика. Решила, что эта женщина имеет право ездить куда надо без помех со стороны совершенно незнакомых людей. (Впрочем, разве бывают частично незнакомые люди?)
Чик вдруг хрюкнул, посмотрел на часы и сказал:
– Ну хватит. Пора ужинать. Фиш-энд-чипс, а?
И тут я поняла, кого он мне напоминает. Как Призрак Грядущего Рождества, Чик был вылитый Боб – каким он будет в этом возрасте.
Чик завел мотор, и Терри приняла неловкую позу манекена для аварийных испытаний. Мы остановились у первой же лавочки, где продавали рыбу с жареной картошкой, и профессор сказал:
– Позвольте мне заплатить! Я так прекрасно провел время!
– Очень любезно с вашей стороны, Гавриил, – сказал Чик, преисполнясь дружелюбия при виде чужого бумажника. – В таком случае возьмите мне двойную рыбу.
– Это в противоположность… очень одинокой рыбе? – туманно переспросил профессор.
– Ха, ха, ха, блин, – сказал Чик и засунул в рот маринованное яйцо целиком.
Я думала, что мы теперь поедем домой, но Чик, не доезжая моста, вдруг свернул в Ньюпорт-на-Тее и остановился на какой-то улице напротив подъездной дорожки к дому. Дорожка изгибалась и скрывалась в лавровых зарослях. Через некоторое время с нее выехала машина – тот же самый «хиллмен-имп», с той же непримечательной женщиной за рулем. Может быть, Чик задействовал нечто вроде шестого чувства, вместо того чтобы просто следовать за объектом. Женщина уехала в направлении Уормита, а на дорожке появилась из-за кустов еще одна машина – медленно движущийся катафалк, нагруженный гробом. За ним ехала одинокая легковушка. При виде катафалка Терри заметно повеселела.
– Кто-нибудь знакомый? – сочувственно спросил профессор Кузенс, кивнув на катафалк.
– Не близко, – равнодушно ответил Чик.
Мы двинулись прочь – медленно, будто следуя за катафалком, – и я заметила вывеску у самого начала дорожки: «Якорная стоянка. Дом вдали от дома. Резиденция для пожилых людей».
Я сообщила профессору Кузенсу, что здесь живет мать Арчи Маккью.
– Правда? Вот уж не подумал бы, что у него есть мать, – отозвался он.
Перед круговой развязкой у въезда на мост я увидела на обочине голосующую фигуру в капюшоне.
– У нас нет места, – запротестовала Терри, когда Чик притормозил.
Автостопщик, скрытый капюшоном, подбежал к задней двери «кортины».