в потоке времени, – добавил мне красноречия внутренний голос.
– А ветер вашу цивилизацию несет в пустоту времен от человека к машине, ей уже немного осталось катиться, люди хуже роботов стали, запрограммированных на личную выгоду. Я не верю в цивилизацию, которая, бросив на произвол смерти своих ушедших детей, ловит призрак благополучия, как собака собственный хвост. Этого, что ли, хочет твой бог?
Вы, господа демократы, – или кем ты в то время был? – к власти шли под самым ярким флагом борьбы с теневыми деньгами, а придя к власти, вы тут же дали им свободный ход, – обогащайся, кто может! А кто может? Ты думаешь, самые лучшие, самые умные знают, как это делать? Расчетливые умом и холодные сердцем – вот, кто умеет под себя загрести. Вы нам жаб и змей под жизнь напустили, вы холод и тень положили ей в основание. Ум ваш, теоретик, – подлец, грабитель и сволочь. Наука видит только «звездное небо над головой», а «нравственный закон внутри нас» она заменила на внешний, экономический. Вы считаете, что только нарушение уголовных и экономических законов чревато наказанием? Но нравственный закон – такая же реальность, как законы природы и общества. Это высший закон существования человечества, а значит, его нарушение будет иметь куда более страшные последствия, чем нарушение законов экономических. Наворованные капиталы узаконить хотите, грабеж амнистировать? Легализация наворованных капиталов – это что, по-твоему, вложение инвестиций в развитие экономики? А по-моему – смешать чистую кровь борьбы за идею Октябрьской революции, кровь очищения, искупления греха первоначального капитала с грязной кровью борьбы за передел сфер влияния, за перераспределение народной собственности, за выгоду, власть, лечь под криминальные деньги.
– Что же делать, жизнь так устроена, – перебил он меня, пожимая плечами, – в основе первого капитала всегда заложены воровство, грабеж и нечестность. Зато потом, как в западном обществе, из них получаются взаимная выгода, экономический рынок, высокий уровень потребления, уважение и порядочность.
– …??!! – это у меня дар речи отнялся, но я быстро взял себя в руки.
– За что же, – неожиданно ему говорю, – вы своего бога не уважаете до такой крайности? Если бог, по-вашему, есть, как же он допустит бездарное мироустройство, при котором последнее благополучие общества стоит на грабежах и нечестности первоначальной основы?
– Да что же Вы сами не видите, – осмелел он от очевидности факта и возражает мне с раздражением, – как люди живут, Вы посмотрите, как их разум, который для Вас грабитель и сволочь, дело умно поставил, что сейчас нечестному на рынке не выгодно быть…
– Да, – говорю ему, соглашаясь как будто, – вижу прекрасно, что ваш цивилизованный разум уже и честность подвел под категорию выгоды, у него скоро и совесть стоимостное выражение на рынке получит. Только ихние «честность» и выгода сотни лет механическим путем закона притирались друг к другу, а на нашем «свободном» рынке «честность» и выгода