траву, прогресс вас выполет по одному, – опять заговорил я рифмами от избытка чувств. – Твоя цивилизация творческую импотенцию духа торопится прикрыть фиговым листочком сексуальной свободы, но в каком-нибудь пункте исторического пути листочек тот упадет и явит миру животное, от которого человек уходил миллионы лет эволюции. Ты достижения современного общества не мерь общей выгодой, ты не суди о духовном здоровье по цветущему виду, – «в румяном яблочке червячочек точится», – ты ему в зеркало души посмотри, в искусство т. е. Что ты там видишь? Обломки ума на фоне смрада дыхания зверя, шоу-эксплуатация низменных инстинктов трудящихся масс. Правда, мы, получив «свободу творчества», в этом вопросе их уже переплюнули. У твоей цивилизации двойное лицо – ангельский лик и звериная морда, и ты мне про их духовность больше не смей ничего говорить.
– У них-то, может быть, и двойное лицо, а от нас давно уже один звериный образ остался. Водку пьянствовать да песни орать, по-вашему, что ли, духовность? – выдохнул он едва слабенький голос в бурный поток моих слов.
Я на полном ходу тормознул свои мысли, сделал вираж и пустил их по новой дороге.
– Вот вы, господа, которые умные, почем зря утверждаете, будто Россия свою духовность по кабакам промотала, на тюремных нарах в карты продула, истекла ее былая духовность мутной кровушкой в драках междоусобицы и в бытовых мордобоях, что, дескать, духовности нет в России ни на одну атмосферу, что духота стоит в России вместо духовности. Ну, если вы, господа, действительно так считаете, то я не знаю, что такое для вас значит духовность. Русский человек страдает от избытка духовных сил, а не от их недостачи. Ведь эта же аксиома невооруженному глазу понятна! Он только не знает, куда девать свой избыток, тратить себя на имущество он не хочет и поэтому не умеет, не хочет зарыться в собственность, как черепаха под собственной крышей, его тошнит от прав человека на примитив вашей жизни, настоящую русскую душу от вида вашей дебильной рекламы задом наперед выворачивает. Дайте ему, российскому человеку, точку приложения нерастраченных сил – он вам без рычага механизма мир перевернет, Смерть заставит жизни служить, бога с дьяволом в одну упряжку поставит. Дух, как пар, работает под давлением, а в вашей «свободе» творчества нет, нет цели для общечеловеческой мысли у вас, господа. Вы открыли духу все цензурные задвижки и вместо духа выпустили пар.
– Ну, вы один раз попробовали сделать смерть прислужницей жизни: семьдесят лет жизнь от смерти отличить не могли, обобрала она свою хозяйку до самых пят. И дьявола уже запрягали или он на вас ездил.
«Нет, вы только послушайте: “вы попробовали…”, значит, я, а не он, проповедовал массам идеологию Смерти, материализм т. е.», – подумал я только и ничего не сказал, желая гнуть свою линию дальше вплоть до честной победы лицом к лицу.
– Материализм показал историческую несостоятельность идеалов безбожия. Материя, – объясняет он мне новую общественно-политическую ситуацию, – ничто, ее как бы нет, она сущности бытия не имеет, она только глина,