Смотрите сами!
И Томас с чрезвычайным удовольствием принялся рассказывать, показывая то старинный испанский шрифт монастырского происхождения, то круглый, крупный французский площадной, то шрифт английский. И закончил необычайно живо:
– А вот явная вариация, но уже французская, и тут вдобавок есть росчерк… А уж это такая вещь, что такой шрифт ни с чем не сравнить… Так что, кажется, душу бы за него отдал!
Глаза Томаса сияли, он даже словно бы ростом стал выше. Дамы глядели на него изумлённо, а капитан улыбался. Он знал за своим другом такую особенность, когда тот молчит-молчит, да как заговорит… И тогда уже и в звуке его голоса, и в глазах, и во всём облике заключено было не меньше красноречия, чем в голосе.
Тут же миссис Трелони, воодушевившись, заказала Томасу реставрацию двух стульев эпохи королей Тюдоров, которые запомнились капитану в день похорон своим великолепием и неудобными спинками… Поэтому завтра же Томас с инструментами должен прийти в дом работать!
А капитан подумал, что страсть – это единственный фактор, доводы которого всегда убедительны, и человек бесхитростный, но увлечённый страстью, может воодушевить скорее, чем красноречивый, но, увы, равнодушный.
Потом все принялись за подзорную трубу, опять вертели и вытягивали её по-разному, только что не нюхали и не тёрли, да и то потому, что труба и так сияла, как новенькая.
Затем капитан взял пенковую курительную трубку, – все смотрели за его сильными руками как зачарованные, – и стал рассказывать:
– Пенка… Материал этот в силу своей пористости впитывает из табака влагу и дёготь, делая дым прохладным и сухим, а сами трубки окрашивая со временем в красивые коричневые тона. А из этой трубки, судя по всему, совсем не курили… Мне кажется, она не предназначена для повседневного курения…
Он стал рассматривать трубку внимательно со всех сторон – резьба на трубке была бессюжетная, просто извилистые арабески. Потом он разъединил чашку трубки с чубуком, и тоже осмотрел, и заглянул внутрь чашки – ни печатей, ни надписей на трубке не оказалось.
После этого все опять взялись за манускрипт, рассмотрев его в лупу досконально. Потом документ смотрели на просвет над пламенем свечи, потом нагревали у камина, потом по выборочным местам тёрли лимонным соком, смачивали молоком и опять грели у камина. Всё оказалось тщетным.
Томас вдруг нетерпеливо вскричал:
– Ах, Дэниэл! Ну, сделай же ещё что-нибудь!
– Что? – воскликнул капитан, он тоже едва сдерживал раздражение. – Что мне ещё сделать?.. Постоять на голове, помахать руками, попрыгать? Точно! Сейчас мы все попрыгаем!
Атмосфера в комнате накалилась. И тогда Сильвия, всё это время молчавшая, вдруг сказала:
– Надо начать всё сначала.
И достала мешочек покойного отца.
На свет опять были извлечены кружева, забытые всеми, как явная безделица. Моток развернули и рассмотрели. Это были самые обычные брабантские кружева длиною чуть более фута. Искусной рукой