таверны, из уличной тьмы появился некто в чёрном плаще, подошёл под окна, наклонился и, подобрав что-то с земли, в тот же миг растворился в ночи.
****
Капитан стоял на кухне и смотрел на большой котёл с водой на плите. Под котлом не было огня, но он знал, что вода в нём давно уже кипит: низкий белый пар широкой вуалью стелился над чёрной поверхностью воды и уходил в воздухоочиститель, мерно рокочущий в тишине. Капитан поднял котёл, собираясь переставить его, но от неловкости выплеснул кипящую воду на керамогранит пола. И тогда прямо под плитой он увидел голенького младенца – мёртвое, скорченное тельце девочки. В ужасе от случившегося, он упал на колени, заплакал, завыл по-звериному, стискивая руками голову, словно хотел раздавить, словно хотел оторвать её, и проснулся…
Он лежал на постели, по щекам его текли слёзы.
Капитан вышел на палубу. Рассветало, и наступало время, когда над землёй всходит солнце. Встретив спокойный взгляд вахтенного матроса, он очнулся от сонного наваждения и сразу успокоился.
Позднее им была послана к миссис Белью записка такого содержания: «Очаровательница, прости, прости! Я всё время занят неотвязными делами и не смогу прийти к тебе. С трепетом склоняюсь к земле и целую кончики твоих туфель, хотя мой взгляд, и мои губы, и само моё сердце хочет подняться выше… И ещё чуть выше… Д. Л.»
Да-а, мужчины ХVIII века умели сочинять письма…
Днём миссис Трелони опять пригласила капитана к себе. Как она ему объяснила, чтобы познакомиться с «ловким» человеком, которого посоветовал ей любезный банкир Саввинлоу для розысков убийц мужа. Но если бы даже она не пригласила капитана, тот всё равно пришёл бы, потому что его неудержимо влекло в этот дом, а почему – он и сам не понимал, настолько смутны и неясны были его чувства.
В первые минуты визита он и миссис Трелони беседовали в гостиной. Скоро к ним присоединилась Сильвия, одетая в простое и милое платье. Она сухо поздоровалась с капитаном и молча села возле матери.
Ровно в назначенное время Роберт Эрроу появился. Это был высокий мужчина с тонкой талией, узким и длинным лицом и глубоко посаженными колючими глазами. Голос его звучал тихо, вкрадчиво, с хрипотцой. Парика он не носил.
Мистер Эрроу был «ловкий» человек. И не потому, что он отличался своей особой сноровкой, а потому ловкий, что от слова «ловить». Так мы и будем его называть – ловкий человек: он же не полицейский, и не судейский, и не детектив, в самом деле, хотя бы потому, что детективов в ХVIII веке ещё не было.
И мистер Эрроу сразу поразил миссис Трелони своим профессионализмом: он спросил, кто нашёл тело несчастного. Узнав, что тело несчастного обнаружили все трое собравшихся, но только в разное время, он захотел побеседовать со всеми. Ответы на свои вопросы он записывал в тоненькую книжечку маленьким графитным нюрнбергским карандашиком, которые начали производить в Германии не так уж и давно. И этим карандашиком он потряс миссис Трелони ещё больше: она сразу поняла, что дело поимки убийц мужа находится в надёжных