и закрыл дом. Стали жить в нью-йоркском доме. Во время войны сам мистер Уикофф и его жена тихо померли в нью-йоркских больницах и мисс Норина осталась одна – последняя в роду. Что она может сделать? Она женщина с характером. Приезжает в Ньюпорт, чтобы открыть родовой дом – дом ее детства; но никто не соглашается работать после наступления темноты. Восемь лет она снимает квартиру в коттеджах Лафоржа, но каждый день ходит в дом Уикоффов, дает завтраки, приглашает людей к чаю, а когда садится солнце, ее служанки, дворецкий и прочая челядь говорят: «Нам пора уходить, мисс Уикофф» – и уходят. А она со своей горничной, оставив свет во всем доме, едет на коляске в коттеджи Лафоржа.
Молчание.
– Генри, вы клянетесь, что не знаете причины этих слухов? Миссис Крэнстон знает все. Вы думаете, у нее есть на этот счет теория?
– Ничего такого от нее не слышал; даже Эдвина – самая сообразительная женщина на острове Акуиднек – и та ничего не знает.
На другой день, в половине четвертого, я пришел в дом Уикоффов. Я давно восхищался этим домом. Не раз слезал с велосипеда, чтобы полюбоваться им – самым красивым коттеджем в Ньюпорте. Я никогда не бывал в Венеции и ее окрестностях, но сразу распознал в нем палладиевские черты, напоминающие о знаменитых виллах на Бренте. Позже я хорошо ознакомился с первым этажом. Зал был большой, но без помпезности. Потолок держали колонны и арки, расписанные фресками. Широкие порталы в мраморе вели во все стороны – благородство, но гостеприимное и полное воздуха. Пожилая служанка открыла большую бронзовую дверь и провела меня в библиотеку, где мисс Уикофф сидела за чайным столиком перед камином. Стол был накрыт на большую компанию, но электрический чайник еще не включили. Мисс Уикофф, которой я дал бы лет шестьдесят, была в черных кружевах; они ниспадали с чепца на уши и продолжались оборками и вставками до самого пола. Лицо ее – до сих пор необычайно хорошенькое – говорило об искренности, любезности и – как заметил Генри – «характере».
– Я очень благодарна вам, мистер Норт, за то, что вы пришли, – сказала она, подавая мне руку; затем обернулась к служанке: – Мистер Норт, наверно, выпьет чаю, прежде чем уйти. Если будут звонить по телефону, спросите имя и номер; я позвоню позже. – Когда служанка ушла, она шепнула мне: – Будьте добры, закройте, пожалуйста, дверь. Спасибо... Я знаю, что вы человек занятой, поэтому сразу хочу объяснить, почему я вас пригласила. Мой старый друг доктор Босворт отзывался о вас с большой теплотой.
Уже просигнализировано. Богатые – вроде масонской ложи: они обмениваются рекомендациями, хорошими и плохими, при помощи паролей и тайных кодов.
– Кроме того, я поняла, что могу доверять вам, когда прочла, что вы выпускник Йейла. Мой дорогой отец тоже окончил Йейл, и его отец тоже. Брат, если бы он остался жив, тоже учился бы в Йейле. Я всегда замечала, что из Йейла выходят люди благородные; истинно христианские джентльмены! – Она растрогалась; я растрогался; Элайю Йейл ворочался в гробу. – Видите два старых уродливых сундука? Они стояли на чердаке.