фигой в кармане, которую, однако, при первом удобном случае не стесняется вытаскивать и совать прямо под нос своим недругам, оппонентам и противникам. Но разве парень так уж не прав, изображая Псевдоквазера записным циником и скользким демагогом? И какое же это, чёрт возьми, очернение? Это унылая констатация факта. И потом, кто из окружающих Шефа людей, включая самого Васильева, не циник и не демагог? Нет таких, ищи хоть днём с фонарем, как бедолага Диоген. Да и сам Шеф по этим параметрам ничем не отличается от прочих смертных. Совестливость и порядочность давно уже не котируются в построенном на лживых принципах мире. Злые языки утверждают, что совесть – дипломатическое название трусости, а в ДБ работают люди далеко не робкого десятка. По идее, должны работать таковые. Преимущественно. Одним словом, в жизни всегда есть место совести, но по большей части это место остается почему-то незанятым.
Шеф нашёл силы захлопнуть папку с доставившим ему несколько мрачно-весёлых минут рефератом Ольгерта Васильева. В глубине души Смершев по-своему любил острого на язычок паренька, которому, кстати, было уже все тридцать пять. Но ему нравился не только Васильев – он питал нежные (понятное дело, отнюдь не гомосексуальные) чувства и к остальным парням из отряда «Тридцать три» да и ко всем прочим Исполнителям тоже. Шеф грубовато-ласково называл их Господней или болотной сранью и не мыслил своей планирующей в направлении закатного запада жизни без этих засранцев-ксенофобарей. Он был уверен, что в каждой из не читанных им тридцати двух папок обнаружится нечто подобное разнузданной писанине Васильева. Нет, пожалуй, в тридцати одной: обладающему многими достоинствами Ти-Рексу явно не хватает чувства юмора.
Шеф смял сигарету в массивной пепельнице, и тут заверещал сигнал срочного вызова. Кряхтя, Смершев нахлобучил на голову специальный шлем, с кислой миной повертел ноющей шеей и передвинул выступающий прямо из столешницы рычажок. В звенящей тишине защищённого от всех видов прослушивания канала он услышал хрипловатый голос личного шифровальщика. Шеф внимал, и с каждой секундой лицо его мрачнело, носогубные складки углублялись, а губы страдальчески морщились. Старикан тупо внимал «спотыкающемуся» от волнения шифровальщику и никак не мог поверить, что для него настал Судный День.
– Конец сообщения, – сглотнув, тихонько объявил шифровальщик.
Несколько секунд спецканал передавал гнетущее обоюдное молчание.
– Это не липа? – по-свойски обратился к шифровальщику Шеф.
– Если бы! – без колебаний ответил тот. – Господи Боже мой, неужели мы и вправду дождались Посещения?!
Шеф со свистом выпустил воздух из прокуренных лёгких.
– Самая лучшая тренировка – соревнование. Мы знали, что когда-то это должно случиться. Мы почти готовы.
Шифровальщик отключился, а Шеф зажёг новую сигарету и откинулся на кресле. Пытаясь успокоиться, он заставил себя докурить злопухоль до фильтра и только потом набрал спецкод директора ИТК.
– Слушаю! – раздался в шлемофонах картавый голос