не зло, а остроумно, но на него всё равно часто обижались люди, лишённые воображения. Теперь это казалось Елене смешным и странным, хотя поначалу она сама опасалась Алексея. – Как можно так потребительски относиться к собственным детям?
– Наверное, она просто до безумия его любит. Со всеми матерями так.
– Нет. Не со всеми, – последние слова Нестеров произнёс медленнее, чем обычно.
Елена промолчала, решив, что он думает о своей матери, и засмотрелась на картину кисти Кустодиева. Елена всегда поражалась своеобразной красоте изображаемых им женщин. Игривая, обаятельная, до умопомрачения красивая, словно из зефира слепленная, но… «С прошлым», – невольно подумала Елена. Такие мысли после знакомства с Алексеем перестали казаться крамольными, больше не вызывали еле заметного румянца. А после сознания собственной недалекости и способности краснеть из-за ерунды, на которую нужно смотреть свободно, если желаешь шагать в ногу со временем. Да и что страшного в том, что у женщины может быть прошлое? Ничего. Зачастую это ей только на пользу.
– Вот такой была моя мать, – донёсся до Елены задумчивый голос Алексея.
Она недоуменно оглянулась на него, изящно изогнув шею, увидела нескрываемую горечь и смущенно повернулась обратно к холсту.
– Такой же красивой? – Елена ждала, что он усмехнётся, но решила сделать вид, что не понимает его едкой откровенности.
– Такой же неугомонной, – со вздохом сказал Алексей. – Не думающей ни о чём, кроме насыщения.
Елена снова развернулась к Алексею. Никто из родных не знал, что она встречается с посторонним мужчиной без компаньонки, иначе пришли бы в волнение и, скорее всего, устроили бы серьезную беседу с попирающей нормы морали Еленой. Но именно сознание того, что она идет против пожеланий семьи, пьянило Елену и представлялось приятным развлечением, тем более с Алексеем, общество которого она предпочитала всем прочим. Нестеров, статный, мрачный и в то же время открытый, позволяющий ей созерцать себя не идеализированным борцом, а живым человеком, выделялся на фоне посетителей выставки и составлял странный контраст с ними и даже воспевающими вечную красоту полотнами. Манера держаться и поведение шли ему только на пользу. Так, по крайней мере, считала Елена, смиренно опуская взгляд, чтобы не растерять слишком многого. В последнее время она начла надеяться, что заработает взаимность.
– Она умерла, ведь так?
– Да, её погубил мужчина, кто бы сомневался.
– Она…
– Покончила с жизнью после расставания с ним. Мне было тогда одиннадцать лет, и я только начал понимать что-то.
Елена смотрела на него во все глаза, не желая верить. Она всегда была чересчур чувствительна к таким вещам, ей стало страшно. Елена прекрасно понимала, что для него значит этот рассказ. Она вошла в узкий, почти закрытый круг людей, которым он доверял.
– Вы ведь не жили с ней? – решилась она на фразу, которую не сказала бы, если бы он сам не начал этот разговор.
Он вздохнул, понуро